Чем ближе выход, тем мощнее кайф.
Первый шаг.
Только сердце ломает ребра и вопит о тахикардии… Я справлюсь…
Франция. Париж, 17:19 (Лондон – 16:19, Рим – 17:19, Токио – 00:19, Нью-Йорк – 11:19)
Мы поднимаемся на лифте, расположенном в восточной опоре Эйфелевой башни. Сердце работает на запредельных оборотах. Хотя, пора бы ему немного успокоиться, потому что первый этап моего плана успешно завершен: динамит, коим увешано мое тело под фланелевой рубашкой и легкой ветровкой, доставлен туда, куда и предполагалось. А вам никогда не хотелось уничтожить что-нибудь прекрасное? Ну, или хотя бы испортить?
Все, что вам нужно, это жир, азотная кислота и древесные опилки.
А также руки, голова и концентрация.
Когда лифт проходит второй этаж и мы отрываемся от земли больше, чем на двести метров, дыхание останавливается. И не от восторга, но от разочарования. Миллионы людей тратят годы, чтобы достойно встретить собственную смерть. Они оформляют кредиты, взять которые сами не решаются, варят кофе, от одного запаха которого в последствии начинает тошнить, делают липосакции, необходимые им самим, ремонтируют автомобили, на которые у них не хватает денег. И все ради того, чтобы умереть в Париже, или Дубае.
Сдохнуть не там, где родился.
Сгинуть не там, где горевал.
Я помню наш последний разговор с Дэлайн. Она умоляла меня. Просила, чтобы я вколол ей смертельную дозу морфина. Чтобы заглушить боль. А как поступили бы Вы? Смотрели бы, как в страшных муках умирает тот, кого вы любите больше жизни, или отбросили этот сраный эгоизм и всадили бы ей тысячу миллиграмм опиата, дабы избавить от страданий, но лишиться супруги навсегда? Мы боимся терять близких, потому что не хотим мучений. Потому что мы все долбанные трусы, сопляки и эгоцентрики. Знаете, что я сделал с телом Дэлайн после финальной инъекции?
Сварив человеческий жир, его нужно поставить в холодильник, чтобы можно было собрать выделившийся глицерин.
А из него мы получим нитроглицерин.
Да, именно это я и проделал с останками своей любимой. По-вашему это странно? А разве не вы сжигаете родных в здоровенных печах? Или закапываете в земле, предварительно заколотив в ящик? Фокус в том, что меня убьет покойная жена, взорвется на высоте триста двадцать четыре метра и мы вновь встретимся. А попутно мы прихватим парочку зевак, которые надменно открывают рот, изображая восторг при взгляде на Париж. Они восхищаются десятками тысяч сооружений, по красоте которые уступают даже какой-нибудь подарочной зажигалке.
