— Похоже, у вас вышли неприятности с мистером Фергюсоном? Я ведь предупреждал… Вы довольны, Дункан? Или вам нужно что-то еще? Кстати, девушку-то вы видели?
— Хочешь спросить, жива ли она? Да, жива. Я вообще изменил свое мнение. Вполне приличная девчонка. Не пищала, вела себя отлично. Скорее всего, она не пьет, не употребляет наркотики и не общается со всякой швалью. Одним словом, я не потерял сыновей, я обрел дочь.
Малкехи разразился идиотским хихиканьем и припал к стакану с виски. На лице Раша теперь явственно читалось замешательство.
— Я что-то не очень понимаю… Вы решили простить ей убийство ваших сыновей?
— Решил. Тем более что она их не убивала. Так мне почему-то кажется.
— Я рад. Правда, рад.
— А я не сомневаюсь. Тебе ее смерть совершенно ни к чему
— Что вы имеете в виду?
— Да так. Плесни мне еще.
— Давайте-ка лучше я вызову машину, и вы отправитесь к врачу…
— Погоди. Попозже. У меня к ней дело, к твоей девчонке. Подождем ее вместе, ладно?
— Вы как-то плохо выглядите. Давайте хоть уложу вас…
— Я сказал — позже! Пока посидим, выпьем виски… поговорим.
— О чем же?
— Не знаю, ты же у нас писатель. Истории — твое дело.
— Вы меня так разнервировали, что я и не знаю, когда смогу вернуться к работе.
— Действительно. Вполне возможно, тебе вообще придется ее бросить.
— Мистер Малкехи! Я действительно не понимаю…
— Успокойся, птенчик. Не надо косить под английского лорда. Мы с тобой одного поля ягоды, не так ли?
Раш насмешливо и надменно изогнул бровь.
— Очень интересно. Что же нас объединяет? Я не занимался незаконным сбытом алмазов.
— Зато ты их вполне успешно воровал. Ты даже прикончил из-за них человека. Нет, убивал ты вообще не меньше, чем я, но это все не в счет, это ведь война. Какая разница, что на эту гребаную войну тебя никто особенно не звал? Того человека ты пришил не в бою.
— Дункан, вероятно, у вас бред.
— Слушай, писака. Я тебе расскажу историю. Хорошую. Интересную.
— Про что?
— Не про что, а про кого. Про убийцу моих сыновей.
— То есть про…
— Правильно. Про тебя.
И Дункан Малкехи отсалютовал Джереми Рашу пустым стаканом.
Дон Фергюсон пришел в себя часа через три. Лили почувствовала, как напряглись огромные волосатые ручищи, крепко обнимавшие ее, как он тяжело вздохнул и проворчал неразборчивые ругательства. Лили улыбнулась, не открывая глаз. Ей с недавних пор очень нравилось, как Дон Фергюсон ругается.
— Эй! Флоренс Найтингейл? Ты заснула или притворяешься?
— Я притворяюсь. С тобой рядом нельзя заснуть. Ты тяжелый, ты стонешь, и у тебя жар.
