— Я ведь уже объяснил: в Турцию! — пробормотал он, слегка задыхаясь. — Ишь ты, отпусти… А если мне этого совсем не хочется?
— Я не понимаю… — прошептала Инга и вдруг ощутила жесткое прикосновение к ногам твердого, словно постороннего предмета.
Павел прижался к ней так плотно, что, казалось, между ними теперь не проникала даже вода.
— Теперь понимаешь?.. — процедил он сквозь зубы.
Инга испуганно рванулась из его рук:
— Немедленно отпусти! Я пожалуюсь папе!
Павел коротко злобно засмеялся и кивнул в сторону берега:
— Попробуй! Интересно, как у тебя это сейчас получится!
Инга в страхе видела, что берег уплывает от них все дальше и дальше. Павел стремительно уносил ее на себе в открытое пустынное море. И никого вокруг… Зови не зови…
— Ты ненормальный! Псих! — крикнула она. — Совершенно полоумный! Тебе нужно лечиться!
— А, по-моему, тебе! — хладнокровно отозвался Павел. — Это ты живешь на свете с широко распахнутой форточкой в голове! Ну, скажи, как такая здоровая, вкусно и сытно кормленая, отлично отъевшаяся телка, дожив до восемнадцати годов, не в силах догадаться о своем единственном предназначении? Ты что, действительно не понимаешь, чего от тебя мужикам нужно? Ну и дубина! Папина крошка весом за семьдесят килограммов! Да ты сама на себя полюбуйся! Настоящая кубанская бабища! Задница как огромный арбуз, живот-подушка восемьдесят на восемьдесят, сиськи из лифчика прямо прут! У тебя какой номер? Поди, шестой или седьмой? Ну, уж никак не меньше! И все никак под мужика улечься не решишься! Невинность из себя разыгрываешь! Да тебя давно пора оттрахать как следует! — Он ожесточенно вдавил ногти в ее тело, расцарапав почти до крови. — И здесь, под этим жарким солнышком, где все дышит сплошной эротикой, я вдруг, к своему изумлению, обнаруживаю девочку, чистую, как капля родника… Курам на смех! — Павел приблизил свое недобро ощерившееся лицо к Ингиному. Она, сжавшись от страха, молчала. — Скажи, а разве вот здесь, — он грубо тронул Ингу рукой между ног, слегка их раздвинув, — у тебя никогда ничего необычного не возникало? Ничего не хотелось, не загоралось, не томилось?.. Плоть всегда требует своего. И я не поверю, что с тобой ничего подобного не происходило и не происходит! Тебя не тянет вечерами поскорее лечь в постель, не одолевают там, не мучают желания, а утром не хочется вставать, потому что с этими желаниями, даже неудовлетворенными, тяжело прощаться до вечера?
Инга по-прежнему молчала, сжимаясь от ужаса. Самое страшное, что он угадал… Но разве можно в этом признаться?! Лишь под угрозой расстрела…
