— Что-то ты сбледнул с личика, Витюша, — оповестила его, наконец, потерявшая терпение Тата. — И очень напоминаешь каменное изваяние. Песен не поешь, к девицам не пристаешь и даже водку не пьешь. Что бы это значило?
— Депрессуха, — буркнул Виктор. — Жуткий депрессушник одолел, сама видишь! Ни песни, ни девки, ни водяра уже не помогают. Если я умру, Татусик, ты сильно будешь плакать?
— Размечтался! Кретин! — обозлилась невыдержанная Тата. — Вечно придуриваешься!
— С этим не поспоришь, — охотно согласился с ней Виктор. — И разве тебе до сих пор неизвестно, что каким я был, таким я и остался? Хотя ничто не вечно под луной, Татка! И вдруг в один прекрасный день я неожиданно поумнею!
— Ну, это вряд ли! — безапелляционно объявила Тата. — Горбатого могила исправит! А мечтать не вредно.
— Нет, ты все-таки действительно здорово огрубела, Татусик, — вздохнул Виктор. — Видимо, наше общество, особенно мое, на тебя шибко дурно повлияло. Парировать научилась, язвить, пускать шпильки! А девушка должна быть нежной и ласковой, словно предрассветный цветок, когда на нем еще не высохла ночная летняя роса и испуганно дрожит прозрачными капельками, отражая синее небо и зеленую траву.
— А как насчет стихов? — заинтересовалась Татка. — По ночам не пишем? Бумагу пока не переводим?
— Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда,
— прочитал Виктор и отложил кисть в сторону.
Татка изумленно открыла рот.
— Ты стихи мои требуешь прямо…
Как-нибудь проживешь и без них,
— категорически заявил ей Виктор и добавил:
— Подумаешь, тоже работа, —
Беспечное это житье:
Подслушать у Музы чего-то
И выдать шутя за свое,
А после подслушать у леса…
— и осекся, замолк, вспомнив лес, избушку на курьих ножках, Таню…
Что случилось с ней, с этой ненормальной?
— А я думала, ты только дурацкие песенки можешь цитировать, — удивленно заметила Тата. — И уж никак не рассчитывала на Ахматову.
— Меньше думай, — посоветовал Виктор. — Моя любимая поэтесса, между прочим. И потрясающая женщина, заметь! От ее портрета в синем у меня просто дрожь в коленках.
Вечером он позвонил Тане. Мама сказала, что она еще не возвращалась из института. Перезвонил через час. Отец сообщил, что ее пока нет дома. Круглая сиротка!
Наконец в одиннадцатом часу трубку взяла Таня.
— Поздно шляешься! — доложил ей Виктор.
— Дело житейское! — в тон ему отозвалась Таня. — Что нового?
— Выучил новый стишок, — сказал Виктор. — Вот послушай:
