Мы стояли на месте и спорили. Я сказал, что, если она повернет обратно, я брошу все мешки вниз с горы,- пусть только она попробует настоять на своем. На это Жозефина ответила мне, что она поднимет мешки и потащит их сама.
Пока мы с ней пререкались, нас нагнали туристы. Не успел я опомниться, как один из них взял у меня ношу, снял шляпу и представился мне сам, а также представил мне и других со всевозможными фокусами и церемониями: «Пожалуйста, простите… ради Бога… такое досадное недоразумение… это ужасно…»
Знал бы он, что мне ровно ничего не стоило взвалить себе на плечи его самого! В силах у меня недостатка нет, но мне приходится нести на своих плечах день и ночь обезьяну всех болезней, а это бремя тяжелее свинца. Что же делать, другие изнывают под тяжестью глупости, а это не лучше…
Нам с Жозефиной оставалось только повернуть обратно.
Ну, разумеется, мне выказали самое неограниченное уважение,- это, конечно, относилось к моему возрасту. Люди снисходительно относятся к тому, что я мучаю других, что у меня есть свои причуды, что у меня не хватает винтиков, все это люди прощают мне, потому что я седой. Ты, человек с циркулем, конечно, скажешь, что мне оказывают уважение ради моей писательской деятельности, которой я занимался так долго. Но в таком случае мне должны были бы отдать должное в мои молодые годы, когда я этого заслуживал, и во всяком случае я не заслуживаю этого теперь в такой же степени. Ни от кого, ни от единого человека нельзя ожидать, чтобы он, хотя бы приблизительно, писал так хорошо после пятидесяти лет, как писал до этого. Утверждают же люди, что после пятидесяти лет бывает подъем таланта, только из глупости или каких-нибудь личных интересов.
Правда, я писал своеобразные произведения, и лучше, чем многие другие,- я это очень хорошо знаю. Но, в сущности, это вовсе не моя заслуга, потому что я родился с этими способностями. Вот в чем дело.
Я не раз испытывал, так ли это, и я уверен, что так. Я думал про себя: «Пусть бы это сказал кто-нибудь другой.» Ну что ж, другие, действительно, говорили это порой, но это не производило на меня никакого впечатления. Но я шел дальше, я преднамеренно устраивал так, что другие умаляли мои литературные заслуги, и это также не производило на меня никакого впечатления. Так что я уверен в том, что утверждаю. Но зато жизнь дала мне внутреннее содержание, и очень значительное; и за это-то внутреннее содержание я имею право требовать уважения, потому что в этом моя собственная заслуга. Меня нельзя представить ничтожеством, не покривив душой. Но даже и эту ложь можно перенести спокойно, если только имеешь внутреннее содержание.
