— Мистер Квин, — добавил я, — узнал на собственном опыте, чем это грозит, и если он считает себя мужчиной, ему известно, где меня искать.
Дядюшка спохватился, что час поздний и матушка, должно быть, обо мне тревожится.
— Пусть кто-нибудь доставит его домой, — обратился он к сыновьям, — не то он еще что-нибудь выкинет! На что Улик, переглянувшись с братом, сказал:
— Мы оба едем провожать Квина.
— Мне не страшны никакие бандиты, — возразил Квин с кривой усмешкой, мой денщик вооружен, как и я.
— Вы отлично владеете оружием, — сказал Улик, — и никто не сомневается в вашей храбрости. Тем не менее мы с Миком вас проводим.
— Этак вы и к утру не вернетесь, — возразил дядюшка. — До Килвангена, поди, миль десять.
— А мы заночуем у Квина. Да и вообще поживем у него с недельку.
— Премного благодарен, — слабым голосом отозвался Квин. — Очень любезно с вашей стороны.
— Вы без нас соскучитесь, Квин, сами понимаете!
— Ясно, соскучусь, — поддакнул Квин.
— А через недельку, мой мальчик, — продолжал наседать Улик и, пригнувшись к капитану, что-то зашептал ему на ухо, — мне послышались слова "свадьба" и "пастор", и я почувствовал, что кровь опять вскипает в моих жилах.
— Как вам угодно, — промямлил капитан.
Тем временем к крыльцу подвели лошадей, и трое джентльменов ускакали.
Мистер Фэган никуда не уезжал и по дядюшкиной просьбе пошел проводить меня через старый вырубленный парк. Он высказал предположение, что после давешнего скандала я вряд ли захочу встретиться с девицами, с чем я полностью согласился, и мы ушли, ни с кем не простясь.
— Ну и натворили же вы бед, мастер Редмонд, — сказал мне Фэган по дороге. — Вы считаете себя другом семейства Брейди и, зная, как ваш дядюшка стеснен в средствах, стараетесь расстроить брак, который принесет его семейству полторы тысячи годового дохода! Не говоря уж о том, что Квин обещал выплатить долг в четыре тысячи фунтов, особенно беспокоящий вашего дядю. Он берет бесприданницу, да еще с наружностью не лучше, чем вон у той коровы, — ну-ну, не сердитесь, я готов признать ее красавицей, на вкус и цвет товарищей нет, — девицу, известную тем, что за последние десять лет она кому только не вешалась на шею и никого не сумела подцепить. И вы, такой же бедняк, как она, да притом еще пятнадца… ладно-ладно, раз вы настаиваете, — пусть шестнадцатилетний мальчик, — вы, который должны любить дядюшку, как родного отца…
— А я и люблю его, — буркнул я.
— …вот как вы благодарите его за доброту! Разве он не приютил вас, когда вы остались сиротой, и разве не отдал вам без, всякой арендной платы ваш превосходный особняк Барривилль? А теперь, чуть дела его пошли в гору и он может под старость вздохнуть от забот, вы становитесь между ним и его благополучием! И это вы, который особенно ему обязан! Такая черствость и неблагодарность поистине противоречат естеству. От юноши вашей отваги я ожидал больше настоящего мужества.
