— Дуралей, — честил он меня, — этакий балбес и дубина, путается у всех под ногами, нищее отродье (каждый лестный эпитет сопровождался новым подзатыльником), придержи язык!
Я, разумеется, не сердился на такое обращение, так как Улик всегда стоял за меня — и постоянно избивал без пощады.
Когда я вылез из-под стола, дам уже не было, и я с удовольствием увидел, что у капитана Квина, как и у меня, идет носом кровь, у него вдобавок была рассечена переносица, отчего красота его пострадала безвозвратно. Улик между тем встряхнулся, сел поудобнее, налил себе бокал и передал бутылку мне.
— Пей, не жалей, молодой осел, — сказал он, — и чтобы нам больше не слышать ослиного рева!
— Господи боже, что за свалка, — недоумевал дядюшка. — Уж не горячка ли опять у малыша?
— Это ваших рук дело, — сумрачно отозвался Мик. — Ваших да тех, кто его приваживает.
— Не скули, Мик, — остановил его Улик. — Выражайся острожнее, когда говоришь обо мне и об отце, а то как бы не пришлось поучить тебя вежливости.
— Ты-то и виноват во всем, — не унимался Мик. — Что этому прощелыге здесь нужно? Моя бы воля, я бы давно его вздул и выгнал.
— Самое милое дело, — отозвался капитан Квин.
— Не советую вам и пробовать, Квин, — пригрозил мой заступник и, повернувшись к отцу, пояснил: — Дело в том, сэр, что наш молодой повеса втрескался в Нору; сегодня он застал их с капитаном в саду за нежным объяснением и теперь жаждет крови!
— Черт возьми, рано же он начинает! — умилился дядя. — Ей-богу, Фэган, этот мальчик настоящий Брейди, со всеми потрохами.
— А я вот что вам скажу, мистер Брейди, — вскричал Квин, обозлившись, меня оскорбили в этом доме! И вообще не нравятся мне здешние порядки! Я англичанин и человек состоятельный… я… я…
— Если вам нанесли оскорбление, Квин, требуйте сатисфакции, — оборвал его Улик. — И помните, что нас с малышом здесь двое.
В ответ на что Квин промолчал и стал усердно промывать себе нос.
— Мистер Квин может во всякое время получить удовлетворение, — заявил я со всем возможным достоинством. — Редмонд Барри, эсквайр, из Барривилля, в любое время к вашим услугам, сэр!
Услышав это, дядюшка разразился громким смехом (что он делал при всяком удобном случае), и капитан Фэган, к великому моему огорчению, к нему присоединился. Повернувшись к Фэгану, я заносчиво попросил его помнить, что если от моего кузена Улика, который всегда был моим лучшим другом, я и терпел такое обхождение, то впредь терпеть не намерен; что же касается других лиц, которые позволят себе в отношении меня малейшее неуважение, пусть пеняют на себя.
