– Слава Аллаху, точно мальчик! – Среди хора восторженных восклицаний молчание Сафии было особенно заметным. Лицо ее омрачилось, но это было даже не сожаление, а угрюмая безнадежность.
– Слава Аллаху, – вместе со всеми радостно повторила Эсмилькан. – О, Айва, и все-таки мне очень горько оттого, что тебе приходится быть здесь!
– Эсмилькан, дитя мое, почему? – удивилась Нур Бану.
– Потому что ребенок, которого я жду, единственный потомок королевского рода. – Эсмилькан участливо пожала руку дочери Баффо. – Дорогая Сафия, дай мне слово, что очень скоро у моего малыша появится двоюродный братик или сестричка, с которыми он будет играть!
Сафия, к этому времени, наверное, уже потерявшая всякую надежду зачать ребенка, только пожала плечами.
– Если на то будет воля Аллаха, – прошептала она.
Одна из рабынь Нур Бану, Азиза, принялась напевать ту же песенку, что незадолго до этого пела моя госпожа.
Сколько сложено песен о таких, как я, – тысячи?
Мой дом там, где хоронят богов
и вскармливают злых демонов.
Святая земля…
Задворки ада…
– Ах, она мечтает о своем прекрасном принце!
Слова Айвы вернули меня к действительности. Медленно попыхивая трубкой, повитуха с добродушной ухмылкой наблюдала за погрузившейся в свои мысли Сафией. Айва принесла собственный кальян, но я, как ни старался, так и не смог различить запах ее табака – в душной, жаркой комнате смешалось столько ароматов, что это было невозможным.
Резной подоконник приятно гармонировал с общим убранством заново отделанных покоев, а серовато-голубой перламутр, которым были инкрустированы стены, напоминал о море. Окруженный со всех сторон соснами и кипарисами, дом моей госпожи стоял высоко над городом. Отсюда открывался великолепный вид на море с его причудливой россыпью островов, а дальше, на горизонте, окутанные дымкой голубоватого тумана вздымались к небу пики азиатских гор.
Глупо было предполагать, что Сафия надеется увидеть из окна Мурада. Если посмотреть вниз, то можно разглядеть разве что клочок земли в саду около гарема, сплошь покрытый цветущими тюльпанами, давно забывшими, как выглядят мужчины. Я подозревал, что Сафия думает вовсе не о Мураде, но, может быть, просто потому, что сам я никогда не вспоминал о нем.
Лужайку внизу изредка косили косой – тяжелая, зато приятно пахнущая работа. Звуки и запахи, доносящиеся до меня, говорили о наступлении весны, внезапно я вспомнил, как год назад, едва ли не день в день, мы впервые приехали в этот город – Сафия и я. Как-то раз она, поддавшись приливу откровенности, поведала мне, как прошла через это море цветущих тюльпанов, чтобы попасть в «логово зверя» – так она именовала царский гарем – в самый первый раз.
