Когда Зиньков дошёл до этого места в своём рассказе, Яша спросил:
— Значит, Александр Александрович после революции стал всё-таки настоящим революционером?
— Нет, — сказал Миша.
— Но он же не за белых?
— Я сказал: он ни за кого. Сам за себя.
— Как птица? — спросил Яша.
— Ха, птица! Ты, брат, видел, как птицы летят на юг? Ну, скажем, журавли.
— Видел. Треугольником.
— Так. Треугольником. А почему?
— Не знаю.
— А корабль по морю плывёт как?
— Какой корабль? — спросил Яков. — Парусник или пароход?
— Всё равно. Корабль плывёт, брат, известно как — ветром или машиной.
— А куда? — спросил Яша.
— Куда надо. Птицы тоже летят куда надо. Только впереди у птиц в этом треугольнике летит вожак. А у парохода…
— Рулевой, — сказал Яша.
Они помолчали. Яков начал соображать. Значит, Кушкин не признаёт никаких вожаков, никаких рулевых. Он не сказал это, а только подумал, но, подумав, спросил:
— Так?
— Так, — ответил Зиньков. — Кушкин никого не признаёт, ничего не признаёт и всё критикует.
— Значит, если бы он был с нами тут, он не признавал бы командира?
— А он и не пришёл к нам в армию.
— Ну, это ты брось! — Яша был добрый, к Кушкину у него было чувство благодарности, и он за него заступился. — У Александра Александровича пенсне. Упадёт с носа — он и не видит ничего. Какой из него красноармеец?
— Правильно, — подтвердил Зиньков, — в армию военных людей он не годится. Но есть ещё армия. В ней гражданские люди и военные — в ней могут быть все, кто хочет бороться за революцию, за правду, против буржуев и кровопийц. И в той армии все — и старые, и молодые, — все, кто за нас.
— Я этого не знал, — простодушно сказал Яша. На мгновение он представил себе множество людей, стоящих в одном строю, и среди них Зиньков, Гавриил Иванович, сам Яков и его мама.
— Понял? — спросил Зиньков.
— Не, не совсем. Значит, и Гавриил Иванович мог вступить в эту армию, хотя он был старенький, и моя мама тоже? А как бы они воевали без винтовок?
— Она воевала бы так, как могла, чтобы мы победили. Мама твоя работает?
— Работает.
— Вот она и работала бы для Революции. А Гавриил Иванович учил бы детей ненавидеть буржуев, быть революционерами. И так каждый, кто вступил бы в эти ряды.
— Теперь понимаю. — Яков утвердительно мотнул головой. — А как называется эта армия?
— Партия, — сказал Зиньков. — Партия большевиков.
