А во-вторых, германцев подвела расовая теория, недооценившая интеллектуальный уровень и характер «унтерменшей». Чего стоит хотя бы фраза, вырвавшаяся на допросе:
«Если германский офицер говорит, что это так — значит, так оно и есть».
Подвели нацистские теоретики со своими рассуждениями о «женственной природе славянской души», которая в своей глубине желает подчиниться мужскому германскому началу, их рекомендации о том, что с русскими надо разговаривать языком приказов, не вдаваясь в рассуждения и убеждения, и тогда они будут подчиняться и верить. Вот и поговорили…
В общем, население убедить не удалось — причём конкретно так не удалось. Лучше бы русских туда и не водили, ограничившись привозными делегациями. (Вообще ведомство Геббельса, неплохо работая на Запад, при соприкосновении с русской аудиторией поражало каким-то клиническим идиотизмом. Вроде бразильского сериала, где героини говорят всегда обратное тому, что сказала бы на их месте нормальная женщина.) По городу и окрестным деревням поползли слухи. Тогда немцы перешли к пресечению «антинемецкой агитации».
Из показаний бывшего начальника полиции Катынского участка Ф. М. Яковлева-Соколова, 1896 г: р.:
«…Посещение леса окружающими крестьянами дало не ожидавшийся немцами обратный результат (тут лучше всего это „не ожидавшийся“. — Авт.). Русские крестьяне выражали явное недоверие к сообщениям немцев и высказывали уверенность в провокации со стороны германских властей.
В связи с этим создалась обстановка, вызвавшая серьёзную тревогу в немецкой комендатуре… Полицейским аппаратам срочно были даны указания: во что бы то ни стало пресечь все вредные разговоры и репрессировать всех лиц, высказывавших недоверие к сообщениям немецкой печати по „катынскому“ делу…
Я созвал инструктивное совещание полицейских своего участка, на котором предложил задерживать и доставлять в полицию каждого высказывающего неверие и сомневающегося в правдоподобии сообщений немцев о расстреле большевиками польских военнопленных».
Кстати, и сам Яковлев-Соколов был уверен, что это дело — немецкая провокация, особенно после того, как побывал на раскопках.
Тех, кто позволял себе вслух усомниться, что расстрел поляков — дело рук большевиков, увольняли со службы, арестовывали, угрожали расстрелом. Два раза эти угрозы даже были приведены в исполнение: в отношении немецкого полицейского Загайнова и А. М. Егорова, работавшего на раскопках могил. Естественно, народ замолчал — пока не пришла Красная Армия. Ну, а потом заговорил…
