Наконец он приподнялся, припечатал к кровати мои запястья. Это значило, что он не мог меня уже целовать, но мог иметь, и имел, имел…
Я видела, как входит и выходит его тело, и от одного этого вида снова меня пробило. Рот его мне больше не мешал, и крики стали долгими, прерывистыми.
На выдохе, на мощном выдохе послышался его голос, сдавленный напряжением, а тело его работало как поршень машины:
— Ешь, Анита, ешь!
Я не сразу смогла вынырнуть из волны наслаждения, услышать его слова, даже попытаться их понять. Сумела только произнести:
— Что?
— Корми ardeur, Анита. Корми, пока я еще продолжаю.
Я заморгала. Наверное, что-то такое выразилось у меня на лице, потому что он засмеялся — чудесным, счастливым, мужским, Джейсоновым смехом:
— Ты забыла, забыла! Ты забыла про ardeur!
Я смогла кивнуть.
— Молодец я, — выдохнул он. — Но теперь давай, потому что я почти…
Тело его изогнулось в судороге, глаза закрылись, он начал сбиваться с ритма.
— Давай!
Я едва смогла собраться, чтобы найти этот метафизический затвор и открыть его в себе. Но в последний момент, когда Джейсон уже почти взорвался надо мной и во мне, и лицо его исказилось усилием, руки, плечи, грудь свело судорогой, я успела найти ardeur и выпустить его на волю — он взмыл почти видимой силой. И тело Джейсона среагировало на нее, как на удар — он вскрикнул, вдвинулся в меня последний раз — и отпустил вожжи. Перестал сдерживаться, и ardeur подхватил и его и понес, и Джейсон отдал себя ему, кормившемуся наслаждением. Ardeur питался радостью его тела, зарытого в глубины моего, силой рук, прижавших меня к постели, соленым привкусом его кожи, ощутившимся, когда я подняла голову и лизнула нависшую надо мной грудь.
Джейсон остановился, опустив голову — волосы прилипли к лицу от усилий. Плечи его стали опадать, и наконец он лег на меня, расслабленно держа мои руки за запястья, зарывшись лицом в подушку рядом со мной. Он все еще был во мне, но с нас обоих было достаточно, и мы лежали вместе уже не в сексе, а пытаясь перевести дыхание и ожидая, когда тела снова смогут шевельнуться.
Он поцеловал меня в щеку, и я с усилием повернулась, чтобы подставить губы. Это был легкий, нежный поцелуй — и клянусь, во рту ощущался его пульс.
— Ты мне нравишься, — сказал он и сумел даже улыбнуться.
Я невольно засмеялась, и он дернулся, а не вздрогнул от наслаждения, еще оставаясь во мне.
— Ой, только прошу тебя, не надо больше.
Он достиг вершины, где дальше уже была боль. Класс. Я его поцеловала в ответ и сказала:
