– Прибыл ли Иниотеф, наместник Ливии? И где, кстати, мой верный чати Рехмир?
Кхер Хеб оживленно встрепенулся, решив, что Тутмос пошёл на поправку именно после его чтения.
– Хвала богам, наше Солнце! Вы выздоравливаете! – воскликнул молодой жрец, не удержавшись от радости, но, тотчас осознав свою оплошность, пал ниц прямо у столика черного дерева.
– Ты хорошо читаешь священные тесты, Кхер Хеб. Я распоряжусь, чтобы тебя назначили верховным жрецом одного из новых храмов… – благостным голосом пообещал фараон.
Молодой жрец, не ожидавший от Великого господина подобной милости, распластался на мозаичном полу всем телом.
– Мы одни?.. – снова заговорил фараон после недолгого молчания.
– Да… – подтвердил Кхер Хеб, приподняв голову. – Ур-Хеку отправился в храм Имхотепа[8], дабы самолично молить там всесильного бога о ниспослании вам здоровья.
– Пусть молится… – неожиданно равнодушно произнес Тутмос. – Боги всё равно призовут меня со дня на день. Я сейчас говорил с Осирисом…
При этих словах душу молодого жреца охватило ни с чем несравнимое чувство религиозного благоговения.
– О, мой Великий господин! – взмолился он. – Простите меня, ничтожного, за дерзость мою, но…
– Говори, не бойся… – милостиво вспорхнула рука фараона над ложем.
– А как… как выглядит Осирис, о, Великий господин?!
Тутмос задумался.
– Мне Осирис представился таким, – заговорил он, наконец, медленно и размеренно, – каким мы привыкли видеть его на рисунках, запечатленных в древних свитках. А теперь… – фараон тяжело вздохнул, – теперь пошли немедленно за Иниотефом и Рехмиром. Надеюсь, они уже прибыли, дабы успеть проститься со мной, пока я жив. Впрочем, не сомневаюсь, что вскоре придет и их время, и тогда они снова верно мне послужат…
Кхер Хеб поднялся и поспешил к выходу, дабы как можно проворнее исполнить волю фараона. Отворив дверь и окликнув слуг, дежуривших возле покоев Тутмоса на случай своевременного оказания той или иной помощи, молодой жрец в точности повторил им слова умирающего. И в тот же миг ему невольно подумалось: «Вероятно, на смертном одре все становятся добрее – и фараоны, и бедняки… А ведь ещё совсем недавно имя Тутмоса IV Менхеперура повергало в ужас не только простых людей, но даже и нас, жрецов… Вряд ли несколькими днями раньше фараон снизошел хотя бы до взгляда в мою сторону, не говоря уж о короткой, но всё же достаточно тёплой беседе, которая состоялась только что».
С этими мыслями Хеб вернулся на свое место и вновь расположился подле столика чёрного дерева. Однако не успел он перемотать свиток папируса до следующей главы, как в покои фараона стремительно вошли двое: чати, срочно прибывший с южных рубежей царства, и наместник Ливии, также поспешивший оставить вверенные ему владения, едва узнал об ухудшении здоровья Тутмоса.
