Когда руки Алена скользнули с плеч к бедрам, он резко высвободился и повернулся.
— Нет, не делай этого. Единственный раз я с тобой говорю, послушай меня до конца. Если мне не изменяет память, я ни разу не докучал тебе своими речами?
Ален отступил на шаг и прошептал:
— Ягненок горит.
— Мне плевать!
Очень раздраженный, Жан‑Реми пересек комнату и выключил духовку.
— Для кого, ты думаешь, я занялся кухней? Не по призванию же! А чтобы задержать тебя здесь на часик, чтобы увидеть твою улыбку… Чтобы ты выпил двумя стаканами больше и немного расслабился. Но ты все время настороже! Когда мы состаримся, мы будем на том же уровне. Нигде…
Он схватил тряпку, вытащил горячее блюдо и бросил его в раковину с такой злостью, что забрызгал все вокруг соусом.
— Я говорю тебе в первый и последний раз, я больше не хочу жить так, потому что меня это изнуряет…
Ален в ступоре смотрел на Жана‑Реми оттуда, где он стоял. Он сделал шаг к нему, остановился.
— Если бы я не… — начал он.
— Не что? О, не жалей ни о чем, иди отсюда, если хочешь, ты не обязан слушать мой бред!
— …не сохранял дистанцию, ты бы быстро предпочел мне одного из твоих венецианцев, нет?
— Что?
— Может, я хотел продлить свое присутствие в твоей жизни?
Голос Алена стал хриплым, как если бы это признание стоило ему больших сил, но он продолжил в своем порыве:
— Может, твои путешествия в Италию заставляли меня думать, что я был для тебя чем‑то дополнительным? Развлечением? Твоей местной связью, когда ты приезжал сюда? Ты красив, богат, знаменит! А я, что я? Сын семьи, который портит картину Морванов, которого оставили играться с деревьями поместья! Ничего больше нет в моем списке наград. Без образования. То малое, что я знаю, исходит от тебя, я не хотел‑бы быть твоим учеником.
Он преодолел дистанцию, которая их разделяла, обнял, не мешкая, Жана‑Реми за шею и притянул к себе. Он поцеловал его с неожиданной силой, которая, скорее, была похожа на отчаяние, чем на любовь. Когда он отдышался, то пробормотал:
— О чем мы говорим, Жан?
— О Магали… О твоей дикой независимости, о твоих тайнах.
На этот раз у Жана‑Реми не было желания убегать, он не двигался и вздрогнул, когда Ален стал расстегивать пуговицы его рубашки.
— Я не думаю, что ты в нее влюблен, нет. На самом деле то, что она для тебя представляет, это, прежде всего, Винсен… Я ошибаюсь?
Ален разом напрягся и приблизился к Жану‑Реми.
— Винсен? Почему?
— А ты как думаешь?
— Мы поссорились много лет назад! Я… Винсен для меня…
