Краммер сдвинул брови и, вспомнив, улыбнулся:
— О, славный малый! Из него чуть было не сделали решето! Я штопал его часа четыре.
Штумм засмеялся. У начальника госпиталя от ужаса подкосились ноги. Он прислонился к дверному косяку. Смех Штумма был подобен раскатам грома. Грузное тело его сотрясалось. Глаза налились кровью. Между раскатами вырывались слова:
— Решето… штопал…
Вайнер поморщился, будто перед ним припадочный, и терпеливо ждал. Наконец Штумм отсмеялся и хлопнул Краммера по спине так, что у того лязгнули зубы.
— Решето!.. А?.. Приходите ко мне на коньяк…
— Я не пью, — сердито сказал Краммер. — После коньяка трясутся руки. Когда вас положат ко мне на стол, я могу ткнуть скальпель не в то место.
Это была неслыханная дерзость. Штумм вдруг притих и оторопело посмотрел на Краммера. Эта тщедушная, но отчаянная медицинская козявка невольно внушала ему почтение.
Начальник госпиталя, придерживая рукой скачущее сердце, сказал, чуть заикаясь:
— Доктор Краммер… только оперирует… К сожалению, много работы… После операции раненые поступают к лечащим врачам. Крашке я осматривал. Состояние хорошее…
— Я хочу его видеть, — резко сказал Вайнер.
— Пожалуйста. Пройдемте.
— Останьтесь здесь, Штумм, — приказал Вайнер.
— Слушаюсь.
Вайнер вышел из кабинета в сопровождении начальника госпиталя.
В коридоре госпиталя стоял удушливый запах крови. Вайнер прикрыл нос надушенным платком. Несмотря на то, что фронт далеко, госпиталь был переполнен. Человеческие страдания, собранные здесь вместе, не вызывали у Вайнера сочувствия. Они только раздражали его. Ему хотелось поскорее уйти отсюда на морозный воздух. Поэтому разговор с Крашке был коротким.
— Как вы себя чувствуете?
— Ничего.
— Врачи говорят, что вы поправитесь, только не будете видеть одним глазом.
Молчание.
— Из какого оружия в вас стреляли?
— Из ручной пушки.
— Таких нету.
— Спросите у Зельца.
— Зельц умер две недели назад.
Молчание.
— Вы помните человека, который стрелял в вас?
— Да.
— И узнали бы его, если бы встретили?
— Еще бы!
— Хорошо. Когда вы поправитесь — вас приведут ко мне!
— А отпуск?
— Вы получите отпуск и деньги в придачу. Об этом позабочусь я.
Коля еще несколько раз возил молоко в Ивацевичи. Теперь это было проще. Козич выдал ему пропуск, боясь разорвать тоненькую, как лесная паутинка, ниточку, которая связывала его с неуловимым миром партизан. Кроме того, Козич забирал у Коли молоко и перепродавал немцам. Немцы покупали у него охотно. В Ивацевичи доходили слухи о случаях отравления оккупантов мышьяком, цианистым калием и еще какими-то ядами, поэтому немцы не без страха меняли на базаре сигареты и разную мелочь на продукты. Покупать у Козича было спокойнее, хотя прижимистый старик и драл втридорога да при этом еще долго объяснял, как трудно ему возить молоко из своей усадьбы чуть не за двадцать верст!
