Сергей подмигнул Ванюше и улыбнулся.
Партизан такой хороший,
Партизан такой атлёт:
На боку несет гранаты,
За плечами пулемет.
— Слышал? Вот как про нас поют, а у нас — дробовичок. Исправиться надо Понятно?
— Понятно, — сказал Ванюша и улыбнулся.
Вечером Сергею и Ванюше разрешено было идти в разведку.
Разведчики улеглись рядом на нарах возле изрядно раскалившейся печки. Было приятно лежать вот так, без курток и шапок, разувшись. Жар, идущий от печки, размаривал, клонило ко сну.
— Ты как насчет выдержки? — спросил Сергей шепотком, чтобы не тревожить сон соседей.
— Не знаю.
— Вот если прикажут тебе стоять на месте и не двигаться, что бы ни случилось, пока условного знака не дам, что будешь делать?
— Стоять…
— А ежели на меня фрицы нападут?
— Подмогну.
— Без сигнала?
— Так ведь нападают же…
— А что ж, я по-твоему сам не вижу, что нападают? Ты себе стой и жди сигнала. Может, я нарочно так сделал, чтоб они на меня напали. Я, может, и вид делаю, что их не замечаю. Пусть подойдут поближе. Понимаешь?
— Понимаю.
— Ну вот. Тут, брат, не понять, тут вникнуть надо. Нутром.
— Я вникаю.
— Ну то-то… На лыжах ходишь?
— Приходилось.
— Спать давай. Чуть свет выйдем.
На крайних нарах, возле окошка, поднялась голова Петруся-гармониста.
— Слышь, Серега, ты в Яблонке, часом, не будешь?
— Может, и буду.
— Загляни к моей сеструхе.
— К Еленке?
— Ага… Там ноты мои… Прихвати, пожалуйста.
— Это зачем? — удивился Сергей.
— Товарищ Мартын велел концерт готовить. Сольный. Чуешь?
— Ладно. Спи.
Козич ушел, а Коля остался на лавке.
Варвара, не торопясь, убрала посуду, протерла тряпкой светлые, недавно выскобленные доски стола, достала из корзины, стоявшей в углу, цветные лоскутки, села и начала шить.
Коля смотрел на ее проворные руки и молчал.
Молчала и Варвара, только изредка уголком глаза поглядывая на гостя. Она подметила его тревогу, когда переливала молоко в новый бидон, видела, как в молоке что-то мелькнуло. И теперь, привычно двигая иглой, думала, что бы это могло быть, почему так заволновался мальчишка и так упорно не хотел продать Козичу молоко и сменить старый, потемневший и примятый бидон на совсем новенький?
Молчали и ребятишки, свесив головы с печки, и во все глаза глядели на Колю. Даже недавно кричавший в корзине малыш притих.
А Коля не замечал настороженной тишины и даже не чувствовал неловкости от того, что сидит он в чужом доме с чужими людьми. Все его мысли, все внимание сосредоточились на бидоне с молоком. Может, вернуть деньги, перелить молоко обратно, сказать, что раздумал продавать? Эта тетка, наверно, удивится: так выгодно продал и вдруг раздумал! Еще заподозрит неладное. Что же делать? Вернется Козич, тогда все пропало!..
