Они шли по центральной «улице». Справа и слева на равных расстояниях друг от друга, скрытые под разлапистыми елями, виднелись землянки. Они были укрыты голубоватым снежным покровом, казались просто большими сугробами, из которых, как самоварные, торчали жестяные трубы. Сейчас, днем, трубы не дымили. Печи разрешалось топить только с наступлением темноты, чтобы дымом не выдать место расположения лагеря. Постоянные дежурные наблюдали за небом. Стоило появиться над лесом вражескому самолету, тотчас раздавался звенящий на морозе голос:
— Воздух!
И все в лагере замирало. Ни одно движение не должно было выдать лагерь врагу. Маскировка — первый закон партизанского лагеря.
В одной из землянок совсем по-мирному заливался баян. Звонкий девичий голос выводил одну за другой частушки. Голос был веселым, а частушки грустными:
Я не знала, что на елочке
Иголочки растут,
Я не знала, что миленочку
Винтовочку дадут.
Товарищ Мартын остановился и слушал, чуть склонив голову на бок.
Я не думала с миленочком
Разлуку получить,
Но проклятая Германия
Сумела разлучить.
Мартын нахмурился. Алексей, подметив перемену в лице Мартына, сердито буркнул: «Санчасть называется» — и пошел к землянке.
Мартын остановил его, тронув за рукав.
Ты, германец, ты, германец,
Разлучил с залеточкой.
Его взяли на войну,
Я стала сироточкой!
Алексей остановился и в недоумении смотрел на товарища Мартына. А девичий голос все выводил задорно, вторя переборам гармошки:
Не судите вы меня
За веселость за мою:
Я не с радости танцую,
Не от радости пою.
— Понял? — тяжело вздохнув, сказал товарищ Мартын и взглянул на Алексея. — Санчасть, говоришь? А ну зайдем.
Они спустились по ступенькам вниз, открыли тяжко скрипнувшую дверь и пошли в землянку. Здесь царил полумрак, только сквозь маленькое оконце пробивался тусклый свет. Музыка оборвалась. Кто-то в землянке зашевелился, но кто — не разобрать, уж очень резким был переход от сверкающего снега к сумраку землянки.
С минуту стояли молча. Потом, когда глаза привыкли, товарищ Мартын заметил двух девушек и парня с баяном. Парень был в расстегнутом городском пальто, под которым виднелся пестрый галстук. На голове — лихо заломлена светлая фетровая шляпа.
Обе девушки были в ватниках и серых платках. Одежда делала их похожими друг на друга, несмотря на то, что одна была худенькая и черноглазая, а другая светлоглазая и круглолицая.
— Здравствуйте, товарищи, — поздоровался Мартын. — Здесь, стало быть, санчасть?
