Эрих Вайнер приехал в конце января в блестящей штабной машине в сопровождении нескольких солдат-эсэсовцев и поселился в отведенном ему домике рядом с военной комендатурой. Забор вокруг дома обмотали колючей проволокой. На крыше установили высокую антенну. У двери дома бессменно днем и ночью стоял часовой.
Ходили слухи, что приезжий разговаривает по радио чуть ли не с самим Гитлером!
Сразу же после приезда Вайнер нанес визит коменданту. Как раз в это время Козич принес из управы бумаги на подпись и видел, как выскочил из кабинета навстречу гостю комендант — грузный, с бычьей шеей и карими глазами, господин Штумм. Тонкие бледные губы его расползлись в улыбке, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Он вытянулся у двери. Сидевшие в углу у стола два офицера тоже встали и вытянули руки по швам. Встал и Козич, спрятав за спину руку с потрепанной меховой шапкой.
Приезжий прошел через комнату, ни на кого не глядя. Остановился возле коменданта.
— Господин Штумм?
— Так точно! — рявкнул комендант.
Приезжий протянул ему красивую, по-девичьи белую руку:
— Вайнер.
И прошел в кабинет. Комендант устремился следом.
Офицеры тихо вытолкали Козича из комнаты и на цыпочках вышли сами.
Козич тогда же понял, что этот молодой красивый немец в штатском — важная птица.
А через два дня Козича неожиданно вызвали в комендатуру.
Он шел по заснеженным улицам, подняв воротник. День был солнечный, безветренный, с легким морозцем, но Козича познабливало. Каждый раз, когда вызывали в комендатуру, его начинало знобить.
Козич умел услужить и ладил с войтом и с господином Негребецким, начальником полицайуправления, человеком жестоким и хитрым. Но коменданта Штумма Козич боялся. Боялся его огромной фигуры, его хриплого лающего голоса, боялся не угодить ему каким-нибудь лишним словом. Рассказывали, что у коменданта бывают вспышки гнева, и тогда берегись! Однажды во время такой вспышки он застрелил в своем кабинете в чем-то провинившегося полицейского.
А вдруг он, Козич, попадет к коменданту под горячую руку?
Преодолев озноб, Козич тихонько постучал в дверь кабинета, вернее поскреб, как мышь.
— Битте!
Козич приоткрыл дверь и вошел.
В кресле за столом коменданта сидел господин Вайнер, а Штумм приспособился сбоку у стола на венском стуле. Оба смотрели на Козича. Штумм закинул ногу на ногу, и стул под ним жалобно скрипнул.
Козич облизнул вдруг пересохшие губы и сказал:
— Приказывали, господин комендант.
— Здравствуйте, господин Козич, — сказал Вайнер по-русски, чисто, даже, пожалуй, слишком чисто выговаривая слова.
