— Мне главное, чтобы оно не вопило, когда я его срываю, — жуя, объяснил Костик. — Ногами не дергало…
Кажется, обстановка под незримым куполом накалялась вновь. Слишком уж неистово смотрел Сергей Арсентьевич на Стоеростина.
— Чав-чав… — произнес он наконец еле слышно.
— Что?
— Чав-чав… — все также негромко, но внятно повторил Мурыгин, не отводя казнящего взгляда. — Поспали — поели. Поели — поспали. Чав-чав…
— Ты о смысле жизни?
— Примерно так…
Вызов был принят. Теперь уже Костик неистово смотрел на Мурыгина. Потом встал. Мурыгин тоже встал. Сошлись нос к носу.
— Чав-чав… — отчетливо произнес Костик. — Скушал конкурента… Чав-чав… Тебя скушали… Это и есть смысл?
У Сергея Арсентьевича потемнело в глазах. Надо полагать, у Стоеростина тоже.
— Как же вы не любите травоядных… — скривясь, выговорил Костик. — Хищниками быть предпочитаете? Тебя давно съели, а ты все волчару корчишь! Тобой отобедали давно…
Медленно сгребли друг друга за грудки и совсем уже вознамерились с наслаждением встряхнуть для начала, как вдруг некая сила взяла каждого поперек тулова, подняла, отдернула от противника — и швырнула…
Мурыгин очутился рядом с осиновой рощей. Вечерние сумерки намеревались с минуты на минуту обратиться в ночную тьму. Из мутных небес на непокрытую голову, на твид пиджака и на всю округу ниспадал тихо шепчущий снег. Сквозь зыбкую пелену проступали белые, словно бы цветущие, вишни, яблони, сливы. А в полусотне шагов призрачно мерцал золотистый пузырь, из чего следовало, что свечку драчуны не затоптали и не опрокинули.
Зябко, однако. Хорошо хоть разуться не додумался.
И Сергей Арсентьевич, вжав голову в плечи, неровной, оступающейся трусцой устремился на свет. Укрытия он достиг почти одновременно со Стоеростиным, которого, как вскоре выяснилось, запульнуло чуть ли не за овражек,
Так просыпаются только в детстве: почувствовал солнечный зайчик, открыл глаза, а вокруг белым-бело. Хотя, наверное, нет: в детстве надо было еще вскочить с кровати, подбежать к окну… А тут сразу: приподнял голову — и вот он, сверкающий снежный сад.
От вчерашней хмари не осталось и следа. Последняя мутная туча тяжко уползала за рощу. Остатки белого воинства прорывались к своим, на север.
— Доброе утро, — сказал Мурыгин. — Костик, ты на меня не сердишься?
— Нет, — сказал Костик. — Ты уже об этом спрашивал вчера. Доброе утро…
Следует заметить, что спали они на сей раз прямо на земле, бросив все имевшееся барахло на травку. Должно быть, в наказание за драку. Однако в любом случае прогонять их никто не собирался — иначе бы и навесик исчез, и миска. Мурыгин потрогал почву ладонью. Теплая, как в мае. Подогрел, что ли?
