Андроиды срама не имут - Евгений Юрьевич Лукин

Не следовало мне, конечно, покидать свое логово до сумерек, но, как говорится, дураком родился — дураком помрешь. Понадеялся, что никто не узнает в грязноватом небритом бродяжке Володьку Турухина. Можно подумать, только у них и забот, что шастать по окраинам и всматриваться: не Володька ли это бредет Турухин, обувший нас на… Кстати, на сколько? Мне ведь теперь, как мертвому, все равно. Вешай на меня хоть миллион, хоть миллиард…

Кроме того, неизвестно еще, кто опаснее: Толиковы кредиторы или Врангель с его перочинным ножиком, которым он мне обещал перепилить ночью горло, если, еще раз увидит в подвале. Возможно, брал на испуг. А возможно, и нет — он же псих. Чуть выпьет — принимается орать о чести белого офицерства. Белогвардеец! Лебединый стан… Мочой разит за версту. Последнюю ночь заснуть я так и не смог. При мысли, что этот ублюдок подкрадется и в самом деле зарежет, становилось противно и страшно.

Даже бомжа из меня порядочного не вышло. Интересно, как называется следующая степень падения? Покойник? Да, видимо.

Кстати, чем не выход? Лечь на асфальт и помереть. И никаких тебе проблем… Только ведь не помрешь. Дурак-то ты дурак, а со здоровьем все в порядке. Как и свойственно большинству дураков. Иначе не пережить бы нам с тобой, Володька, этих полутора недель марта, больше похожего на февраль.

Господи, мысленно скулил я, бредя по вымощенному новенькой плиткой тротуару, ну что мне стоило тогда сказать твердое нет? Не поеду! Ничего никому передавать не буду! Задолжал — сам и возвращай! Крепко, видать, запутался шурин, если свояка пришлось подставить… На стене дома бросала вызов неизвестно кому художественно выполненная надпись: «Я тоже робот». И ты тоже, да?..

Надпись расплылась, и я обнаружил, что глаза у меня на мокром месте. Очень было жаль себя. А тут еще апрель. На каштанах покачиваются какие-то светло-зеленые кочанчики: то ли почки, то ли будущие свечки. Теплынь. Заскорузлое чужое пальтишко и вязаную лыжную шапочку (теплую куртку с капюшоном у меня увели на третий день) я сбросил на урну в скверике. Поступок сумасшедшего человека. Ночью пожалею, но будет поздно.

Выбравшись на проспект, чего тоже, видимо, делать не следовало, и пройдя уже квартала два, обратил внимание, что вровень со мной, не обгоняя и не отставая, движется черная легковая машина с темными зеркальными стеклами. Марка… А черт ее разберет! Какая-нибудь иностранная. Ничего в них не понимаю и вообще ненавижу. Не зря же пишут, что в авариях больше гибнет людей, чем от бомбежек. Да и положено мне их ненавидеть — в силу своего нынешнего социального статуса.