Перед ночными полетами летчику полагается отдыхать, так записано в приказах, отражено и обосновано в специальных инструкциях — исключить лишние перегрузки, лишние переживания.
До обеда меня никто не беспокоил, никуда и ни для чего не требовал, а потом вдруг позвали к замполиту.
— Имеется серьезный разговор, — сказал Щусев, не глядя мне в глаза, что было явным признаком — чем-то недоволен. — Миненко, не ошибаюсь, ваш?
И разговор пошел о механике из моего звена. Замполита интересовало, почему старший сержант Миненко слишком часто отлучается из гарнизона?
— Миненко не отлучается, — сказал я, — во всяком случае, самовольно… я его периодически отпускаю.
— Тем хуже. Существует порядок увольнения — общий и обязательный — этот порядок следует соблюдать. Подчеркиваю, всем!
Чувствую, как нарастает во мне раздражение, и отлично понимаю — надо держать себя в руках. Со всей деликатностью напоминаю: срок срочной службы в Военно-воздушных силах для сержантского состава определен законом в четыре года (так было в ту пору), а Миненко трубит уже седьмой, хотя на сверхсрочную не просился. Человек живет в казарме, в столовую, на аэродром, раз в неделю в кино его водят строем…
— Ну и что? Один ваш Миненко в таком положении? Обстоятельства заставляют.
— Обстоятельства не должны быть выше закона, товарищ подполковник.
— Да? Грамотный! И — демагог. Может, Главкому объяснишь и посоветуешь, что ему надо делать, а что не надо?
— Отчего же не посоветовать, если представится случай… — начал было я, но договорить не смог.
— Все! Кончай болтовню. Конкретно — куда и для чего отпускаешь своего Миненко?
— Миненко исполнилось двадцать шесть, вам не кажется, что у мужчины такого возраста есть вполне естественные физиологические потребности…
— Чего-чего? — снова перебил меня подполковник. — Потребности?! Потворствуешь, значит. Твой кобель по бабам, а ты одобряешь! Благодетель нашелся. Аморалку разводить не позволим. Чего моргаешь? Сколько он баб отоварил?
Конечно, я знал — так не надо, но не удержался:
— Твое ли это дело чужих баб считать? Свою ублажай, если можешь, и радуйся…
— Вы… вы, что себе позволяете, старший лейтенант?! — задохнулся в гневе замполит.
— Не больше вашего, товарищ подполковник. Никто не давал вам права оскорблять честь и достоинство подчиненных, равно как обращаться ко мне на ты. Читайте устав перед сном.
Потом меня призвал командир эскадрильи.
— Та шо у тебе с комиссаром стряслось?
— С каким еще комиссаром?
