Солнечное затмение | страница 6



Ночевал сын Маняши у Дудников, из обоих чемоданов бутылки разные вынул. Как же, он - декан физкультурного института! Сам крепкий, скользкий и темный, как ягода-маслина. Дудники сразу зауважали: "У дурочки, а такой сын - профессор. Чудо из чудес!"

А чудеса-то и дальше стали продолжаться. Гроб для мамаши своей, этой круглой идиотки Маньки, заказали в городе Краснодаре, дубовый, лакированный, с ручками. Могилу выкопали в хорошем, сухом месте. Поминки? Никакой фальшивой водки, никакого сучка: салаты, соки, котлетки, компот, пирожки. Сколько декан денег угрохал, не сосчитать. Для матери!

На поминки пришло-то всего бабушек десять, не больше. Вот и стал декан к каждому столу подходить и перед каждой бабушкой душу выворачивать. Слезы с кулак.

- Эх, бабулька, плюнь на мою волосатую грудь, совсем ведь мать я забыл! А она хоть и не шибко большого ума, но мамаша, кровь в меня впрыснула, душу вложила. Я все время с ней, по пятам, за ручку.

И баба Дуня, и баба Клава, и бабушка Елизавета степенно жевали свои котлеты и вздыхали: "Покайся, сынок!"

Декан каялся, совал в руки бабушке Лизе мятые десятки. И правда, мать забыл. Дурочку Маняшу на улице Луначарского кормили кто как. У кого борщ останется, ей несут. Носки, трусы какие дырявые - тоже ей. Не обижали. А ей-то что, не на выставку красоты.

И эту ночь декан ночевал у Дудников. Опять вытащил из одного чемодана длинную бутылку греческого коньяка, а из другого - пузатенькую бутылочку своей сибирской настойки. На оленьих рогах - пантах. Сказал при этом: "Чтобы он стоял и деньги были".

Сам кудрявый Дудник расхохотался и стал пить попеременно - стакан коньяку, стакан лечебной.

Не очень брало. Решили на калькуляторе посчитать: сколько это будет долларов, если Маняшину хатку продать. Получилось, что на "жигуль" хватит. Потом жена Дудника, плавная красотка с мягким телом, принесла фломастеры. И все Дудники и декан стали писать объявление о продаже хаты на улице Луначарского. Время подпирало.

Утром следующего дня не только улица Луначарского, но и вся станица восхищалась красивым деканом. Щедрого, деликатного, такого душевного человека давно здесь не видели. Такие люди в Сибири, на морозе, еще остались. А у нас, под знойным и развратным кубанским солнцем, благородная порода вывелась.

В дугу

У сержанта Маслакова мотоцикл - зверь, двухгоршковый, поэтому домчался он до дядюшкиного хутора враз. Словно и не ехал. Солидно кашлянул мотоцикл, возле хатенки Маслаков поправил туговатый ремень, достал из-под дерматинового полога люльки свою папку и наручники.