В костеле темнело. Тучи сгущались, а короткий осенний день подходил к концу. Солнце перекатилось на другую сторону. В сумраке раздался бархатный голос экзорциста.
- Грезиль, - говорил ксендз Имбер, - повинуйся же. Во имя бога велю тебе в сей день, день воздвижения, воздать хвалу кресту, символу спасения нашего.
Мать Иоанна распростерла руки.
- Этого не приказывай, отец, не приказывай, - произнесла она вдруг своим обычным голосом. - Он меня будет ужасно мучить!
- Воздай хвалу святому распятию, - мягко, но твердо молвил отец Имбер.
- Нет, нет! - резко вскрикнула мать Иоанна сатанинским, истошным голосом. - Нет! Не воздам хвалу! Не покину этого тела, я в нем пребываю и в нем останусь. Никакие слова земные или небесные не выгонят меня отсюда. Нет! Нет! Я останусь в нем.
Тут мать Иоанна, распрямившись, встала на колени на верхней ступени алтаря и, гордо вскинув голову, обвела взглядом присутствующих, словно говоря: смотрите, вот я здесь и с места не сдвинусь!
Все четыре ксендза приблизились к ней, каждый с серебряным распятием в руке, и, показывая ей этот символ величайшей жертвенности, возгласили:
- Покорись!
Но бес не желал покориться, он вдруг принялся так яростно трясти тело матери Иоанны, что она скатилась по ступеням вниз и, упав на каменные плиты, начала биться об пол головой, стучать ногами, - неистовый стук глухим эхом отдавался в костеле; собравшиеся в ужасе замерли.
Ксендз Игнаций махнул рукой в сторону ризницы: Одрын и пан Аньолек принесли простую дубовую лавку с прикрепленными к ней длинными ремнями. Подняв с полу содрогающееся тело настоятельницы, они положили ее на лавку и крепко стянули ремнями. Затем стали поодаль. Бес перестал терзать тело матери Иоанны.
Все четыре ксендза подошли к лавке. Ксендз Брым и ксендз Сурин тоже сделали шаг вперед.
- Покорись! - закричали экзорцисты. - Покорись!
И приблизили четыре креста к лицу матери Иоанны.
Мать Иоанна завизжала безумно высоким, пронзительным голосом, потом внезапно умолкла. Ксендзы стояли, прислушиваясь, ожидая, какие слова прозвучат из уст одержимой.
Немного помолчав, она завопила:
- Да будут прокляты бог отец, и сын, и дух, и пресвятая богоматерь, и все царство небесное!
Народ в костеле зашумел, как море в непогоду. Ксендзы, простирая руки, успокаивали его. Королевич Якуб, зевая, кивнул Хжонщевскому, но тот, уставившись на мать Иоанну, ничего не замечал. Она скорчилась, скрутилась клубком, как змея, и вдруг, выскользнув из стягивавших ее тело ремней, скатилась на пол. Сестры опять разбежались во все стороны, издавая вопли ужаса или крича "осанна!".
