Ксендз Сурин недоверчиво отодвинулся от нее. Мать Иоанна от Ангелов, видя его равнодушие, встала, вытерла руками увлажнившиеся глаза и вернулась в свое кресло.
- Прости, - сказала она спокойно и сдержанно, - я постараюсь больше не увлекаться. Но мне ведь некому рассказать обо всем том, что меня терзает. И страшит! Вспышки эти ни к чему, надо тебе, отче, рассказать все по порядку.
- Да, дочь моя, по порядку. Тебе надо успокоиться. Не следует возлагать на мой приезд чрезмерных надежд. Пред лицом бога человек всегда одинок, но пред другими людьми он всегда может призвать в свидетели бога. Бог всегда с ним. На этот раз довольно, закончим нашу беседу, после полудня я хотел бы собрать всех вас в большой трапезной, дабы вы подготовились к послезавтрашней исповеди.
- Сестра Малгожата, привратница наша, - спокойно молвила настоятельница, сидя в кресле, - укажет вам, отец, вашу комнату в верхнем помещении амбара, где живут все ксендзы. Обед приносят им в полдень. Ужин в шесть часов. В семь последняя молитва - не для сестер, - последняя вечерняя молитва в костеле. Потом уже только молитва в обители. Мы молимся... насколько можем.
- Правильно делаете, сестры, - сказал ксендз Сурин, вставая с кресла, правильно делаете. Итак отныне начинается, дочь моя, наша совместная жизнь, - вдруг изменившимся, ласковым тоном продолжал он, протягивая руки матери Иоанне. - Надо надеяться, что будет она удачной и послужит ко приумножению славы господа на земле. Молитесь, молитесь!
Мать Иоанна от Ангелов сидела в кресле неподвижно, с закрытыми глазами. Лицо ее выражало восторг, словно она слушала райское пенье или нежные звуки органа, только слегка подрагивал уголок рта. Отец Сурин так и застыл с простертыми руками, потом опустил их.
Но тут мать Иоанна легко поднялась и подошла к нему, сделав эти два-три шага уверенно и как-то очень изящно, будто танцуя; она преклонила колени пред отцом Суриным и поцеловала край его сутаны, затем припала к его рукам, и ксендз, растроганный, не отнимал их.
- Защити, защити меня, отец мой духовный! - повторяла она.
Ксендз Сурин поднял ее с полу, без усилия, как ребенка. Она напомнила ему Крысю, "экономку" ксендза, и он еле заметно улыбнулся.
- Человек - тот же ребенок, - сказал он.
Мать Иоанна тоже улыбнулась сквозь слезы.
- Теперь ступай, дочь моя, займись своими делами, - с нежностью молвил ксендз Сурин. - У тебя, наверно, хватает хлопот с сестрицами, да и обитель у вас не маленькая. Большой сад, хозяйство... Ступай. После вечерни приходите сразу в большую трапезную, предадимся размышлениям о грехах наших и ничтожестве человека. А теперь до свиданья.
