— Обещаю.
Эцио проделал путь в дом Паолы в приподнятом настроении, хотя не забывал, что необходимо скрываться в толпе, когда шел на север через город.
Паола с радостью встретила его.
— Ты задержался больше, чем я ожидала.
— Леонардо любит поболтать.
— Я надеюсь, это не все, чем он занимался?
— Нет. Взгляни!
Он показал ей клинок на запястье, выдвинув его показным жестом из-под рукава, и мальчишески улыбнулся.
— Впечатляет.
— Да, — Эцио выглядел восхищенным. — Конечно, нужно еще потренироваться. Мне бы хотелось оставить при себе все пальцы.
Паола помрачнела.
— Эцио, похоже, ты все обдумал. Я дала тебе знания, а Леонардо — новый клинок. — Она вздохнула. — Теперь все, что от тебя требуется — сделать дело.
— Да, — тихо согласился Эцио, его настроение испортилось. — Вопрос только в том, как лучше подобраться к мессеру Альберти.
Паола задумалась.
— Герцог Лоренцо возвращается. И он не обрадуется казни, которую провел в его отсутствие Альберти. Но он бессилен оспорить решение гонфалоньера. Однако, завтра ночью в монастыре Санта-Кроче пройдет выставка последних работ Маэстро Верроккьо. Весь высший свет Флоренции будет там, включая Альберти. — Она внимательно посмотрела на Эцио. — Я думаю, тебе тоже нужно быть там.
Эцио узнал, что помимо остальных скульптур, будет выставлена бронзовая статуя Давида, библейского героя, с которым ассоциировала себя Флоренция, расположенная между двумя Голиафами — Римом на юге и жадными до земель королями Франции на севере. Она была создана по заказу семьи Медичи и должна была быть установлена во Дворце Веккьо. Маэстро начал работу над ней три или четыре года назад, и ходили слухи, что голова статуи была создана на основе головы одного из молодых учеников Верроккьо, — а точнее с Леонардо да Винчи. В любом случае, это вызвало сильное волнение, и люди уже обсуждали, что именно одеть на это важное мероприятие.
Эцио получил информацию к размышлению.
— Позаботься о моих матери и сестре, пока меня не будет, — попросил он Паолу.
— Как если бы они были моей семьей.
— И если со мной что-то случится…
— Верь, и все будет хорошо.
Эцио пришел к Санта-Кроче уже вечером. До этого он тщательно подготовился к заданию, потренировался с оружием, пока не убедился, что обращается с ним вполне профессионально. Его мысли крутились вокруг смерти отца и братьев, и жестокий голос Альберти, выносящего приговор, все так же ясно звучал у него в ушах.
Когда Эцио достиг места, он заметил две фигуры, которые явно направлялись в его сторону, отделившись от небольшого отряда телохранителей, на чьей униформе изображались пять красных шаров на желтом фоне. Они приближались, споря, и он поспешно скрылся в пределах слышимости. Они остановились перед портиком церкви, и он подкрался ближе, оставаясь вне поля зрения и прислушиваясь. Мужчины разговаривали на повышенных тонах. Одним оказался Уберто Альберти, другим — худой молодой человек лет 25 с большим носом и решительным лицом, богато одетый в алую шапку и мантию, под которыми виднелась серо-серебряная рубашка. Герцог Лоренцо — Il Magnifico, как звали его люди, презираемый Пацци и их союзниками.
