Скай сел на пол и потер лоб. Скорее всего, это ничего не значит. Может, у всех сундуков полая крышка. Но все же… Отпихнув норочью голову, он нашарил на полке шкафа складной нож. Он понимал, что поступает нехорошо… Но ведь можно соврать, будто все так и было, а мама просто не заметила.
Вытянув лезвие, он примерно определил границу пустоты и всадил острие в бумагу.
Сталь ушла вглубь дюйма на два — почти целиком. Отступать было поздно, и Скай двинулся вдоль твердого края. Когда нож встретил преграду, он повернул его на 90 градусов, сделал новый надрез, и в этот раз гораздо быстрее уперся в древесину. Еще одно препятствие, и третья сторона прямоугольника готова. Жесткие проклеенные листы не желали поддаваться. Скай уже замахнулся в четвертый раз, как вдруг с громким треском вырезанный кусок провалился, словно люк виселицы. На дно сундука упали два предмета: один с глухим стуком, второй со звоном.
Задыхаясь, Скай отскочил и выставил лезвие перед собой. Только через минуту он пришел в себя, положил нож обратно на полку и, подняв с пола фонарь, склонился над находками: мешочек и книга, которая при ближайшем рассмотрении оказалась старой тетрадью в твердом черном переплете с облезлыми кожаными уголками и корешком. Обложку стягивали завязки; задубевший от времени узел с трудом удалось ослабить. Под пальцами Ская слипшиеся страницы затрещали. Перед ним были записи на норвежском. Они были сделаны небрежным убористым почерком, судя по чернилам, в разное время. Над многими стояли даты.
Скай отложил дневник, и, словно почуяв свободу, листы затрепетали на сквозняке. Он потянулся за мешочком, тот снова звякнул. Плотная темно-зеленая шерсть, кожаная тесемка. Скай развязал шнурок негнущимися пальцами. Сверху лежала ткань — квадрат алого шелка не больше отцовского носового платка. Расстелив материю на полу, Скай высыпал содержимое мешочка.
Словно град по ветровому стеклу, застучали камни, формой и размером напоминавшие суставы пальцев. Даже в полутьме чердака они казались такими черными, словно вобрали в себя ночную мглу. В то же время от них исходило мерцание. Багровый свет напомнил Скаю о луне в четыре утра и свежей крови. Красным светились насечки на темной поверхности.
«Руны!» — прошептал Скай и с удивлением заметил, что выдыхает пар; на чердаке стало еще холоднее.
Его трясло от волнения. Он занес над камнями кисть, не решаясь выбрать один, но вдруг осознал, что боится их трогать: казалось, камни жаждут его прикосновения. Скай опустил руку и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
