Баллада Редингской тюрьмы | страница 34



 По трупам, по живым.
Идет, не глядя вниз, идет
 Путем, как смерть, прямым;
Крушит чудовищной пятой
 Простертых ниц пред ним.
Мы ждали с ужасом Восьми.
 Во рту — сухой песок.
Молились мы Восьми: возьми
 Хоть наши жизни, Рок!
Но Рок молитвой пренебрег.
 Восьмой удар — в висок.
Нам оставалось лишь одно —
 Лежать и ждать конца.
Был каждый глух, и каждый дух
 Был тяжелей свинца.
Безумье било в барабан —
 И лопались сердца.
И пробил час, и нас затряс
 Неслыханный испуг.
И в тот же миг раздался крик
 И барабанный стук —
Так, прокаженного прогнав,
 Трещетки слышат звук.
И мы, не видя ничего,
 Увидели: крепит
Палач доску и вьет пеньку
 И вот Ошейник свит.
Взмахнет рукой, толкнет ногой —
 И жертва захрипит.
Но этот крик и этот хрип
 Звучат в ушах моих,
И ураганный барабан,
 Затихнув, не затих:
Кто много жизней проживет,
 Умрет в любой из них.

4

В день казни церковь заперта,
 Молебен отменен;
Несчастный, бродит капеллан,
 Людей стыдится он,
И главное, нет сил взглянуть
 На божий небосклон.
Нас продержали под замком
 До сумерек; потом,
Как спохватившись, принялись
 Греметь в дверях ключом
И на прогулку повели
 Унылым чередом.
Мы вышли старцами во двор —
 Как через сотню лет,
Одеты страхом; на щеках
 Расцвел мышиный цвет,
И боль была у нас в глазах,
 Какой не видел свет.
Да, боль, какой не видел свет,
 Плыла, как мгла из глаз,
Уставленных в клочок небес,
 Оставленный для нас,
Все видевший воочию
 И серый без прикрас.
Был час прогулки. Но никто
 Не смел взглянуть на Твердь:
Все видит совесть, а суды —
 Слепая пустоверть.
Он жизнь убийством осквернил,
 А мы — притворством — смерть.
Две казни намертво связав,
 Он мертвых разбудил —
И встали в саванах они,
 И те, кто их убил, —
И кровь на кровь взглянула вновь,
 Ударив из могил!
Мы — обезьяны и шуты —
 Угрюмо шли двором,
За кругом круг, за кругом круг
 Мы молча шли кругом,
За кругом круг, за кругом круг
 В молчанье гробовом.
Мы шли и шли за кругом круг
 В рыдающих рядах,
Не в силах Ужаса унять,
 Стряхнуть не в силах страх;
Ревела Память в грозный рог,
 Рок волком выл в сердцах.
Мы шли, как стадо, — пастухи
 Пасли овец своих —
В парадной форме, в орденах,
 В нашивках послужных.
Замызганные сапоги
 Изобличали их.
Заделан был вчерашний ров,
 Залатан впопыхах —
Осталась грязь на мостовой
 И грязь на сапогах,
Да малость извести сырой
 Там, где зарыли прах.
Зарыт он в известь навсегда —
 До Страшного суда,
Зарыт, раздетый догола
 Для вящего стыда,
И пламя извести сырой
 Не стихнет никогда!
Пылает пламя, пламя жжет —
 И кость, и мясо жрет: