«И этого убьют.»
Актер, коралловый король,
играй игрушечную роль,
на нарах ублажай и зли
библейских блох, Уальд!
Ведь каждый человек Земли
уальдов убивал!
Не государство и не век,
не полицейский идеал,
а каждый честный человек
уальдов убивал!
Кто мало-мальски, но маляр,
читал художнику мораль.
Читал художнику мораль.
Читал… Читал…
Идут часы моей судьбы
над Лондоном слепым.
Не поджидаю день за днем
ни оргий, ни огней.
Уж полночь близится давно,
уже все выпито вино,
а гения все нет.
Что гений — мне? Что я — ему?
О, уйма гениев, уму
над бардаком не засверкать
снежинкой серебра.
Будь гениален, как Сократ.
Будь гениальнее стократ
сам самого себя.
И сказку… Сказку береги.
Ни бесу, ни себе не лги.
Ни бесу, ни себе не верь,
не рыцарствуй на час.
Когда твою откроют дверь
определенный час,
он примет формулу твою:
— Что делаете, сэр?
— Творю…
А в вашем вежливом бою
с державной ерундой
один сдается, говорю,
не бык, так матадор!
Ваш бой — на зрительную кровь,
на множественную любовь
на несколько минут.
Твой бой — до дыба, до одежд,
без оглушительных надежд,
в единой — на перо!
Уходит час. Идут часы,
моей судьбы мои чтецы.
Уходит час, и в череде,
пока сияет свет,
час каждый — чудо из чудес,
легенда из легенд!
Но вот войдут червивый врач
и премированный палач.
Врач констатирует теперь
возможности связать меня.
Врач констатирует меня.
«Огня!» — потребует, — «Огня!»
Втолкнут за войлочную дверь
и свяжут в три ремня.
