- Я бы мог вас подвезти на машине, - сказал он.
- Я бы не отказалась, - ответила я.
Уже что-то случилось, замкнулась цепь, состоялся первый контакт. А дальше началась игра, известная с начала жизни на Земле.
Мы уже "зацепились" друг за друга. И каждый занял свою позицию: я расставляла сети, он "правил" ружье. Слова говорили, но значение имело только то, как мы говорили эти слова. Он - торопливо, нервно улыбаясь, возбужденно и весело. Каждый думал, что "добыча" сама шла в руки. И от этого мы были взволнованны и возбуждены. Каждый боялся спугнуть птицу.
- Мой друг, как вы уже, вероятно, поняли, эта история особая, и герой здесь особый, и ситуация особая, поэтому приготовьтесь к сюрпризам.
Мы перекидывались словами, как шариками для пинг-понга, соревнуясь в остроумии и находчивости:
- Я приехал из США, там была моя выставка, - сказал он.
- А у меня внук только что из Америки приехал, играл за сборную России в американский футбол, - ответила сдуру я.
Он резко тормознул:
- Какой внук, откуда внук? Я решил поухаживать за вами, а вы, оказывается, бабушка...
- Возраст имеет значение только для телятины, - резко парировала я, вспомнив английскую пословицу.
- Да, вы правы, - ретировался он.
Разница в годах была совсем незначительная, всего два десятка лет. Ему только сорок, мне только шестьдесят - в этом возрасте великая Сафо как раз полюбила юношу. Для союза мужчины и женщины это вообще не препятствие.
- Стоп! Мы приехали! Я привез вас к себе. Хотите взглянуть на мои картины? - спросил он и открыл дверцу машины.
- Ну что ж, пожалуй, это мысль... Выходим! - ответила я.
Мы вошли в квартиру, и я стала рассматривать его картины.
- Вы любите мужчин! - вдруг объявил он мне уже поставленный им диагноз.
- Да. А как вы это узнали? - удивилась я кокетливо.
- По глазам, - многозначительно ответил он.
- Я действительно люблю мужчин, у меня даже была рубрика в одном журнале "Мужчины - мои друзья".
- Только друзья? - прищурился он хитро.
- Нет, почему же! У меня и любовников целая армия, - отшутилась я.
- А-а-а-а, - как-то неопределенно протянул он. - А вы ревнивая?
- Нет! То есть почти нет.
Разговор шел сам собой, картины он показывал так же быстро, как и говорил, не дожидаясь моей реакции и оценки. Видно, живопись была для него способом выражения своих весьма запутанных и противоречивых отношений со Всевышним. Ему одинаково было дано и от Бога, и от дьявола. Картины были такие же нервные, как он сам. Как будто он метался между небом и землей, не зная, к чему пристать, и одиноко завис в воздухе.
