Кроме большого письменного полированного стола, в углу стоял круглый журнальный столик. Вокруг него в креслах мы и расселись.
Я протянул Валерию Петровичу фотографию.
Он посмотрел на нее, потом поднял глаза на меня:
– Да, это мой отец.
– Дай мне, папа, – попросила Зоя.
Она рассмотрела фотографию:
– Кто же мой дедушка?
Валерий Петрович показал ей Краюшкина.
– Ему здесь столько же лет, сколько тебе сейчас, – заметила Зоя.
– Да, по-видимому, – подтвердил Валерий Петрович, расхаживая по комнате.
– Но выглядит он старше, – продолжала Зоя.
Валерий Петрович ничего ей не ответил, остановился против меня:
– Значит, при нем не было никаких документов? Как же вы узнали?
– Узнали, – коротко ответил я. Не буду же я повторять историю розысков: теперь это уже неинтересно.
– Да, да, конечно, – сказал Валерий Петрович, – военные архивы, однополчане, понимаю, понимаю...
– Дело несложное, – согласился я.
Зоя внимательно посмотрела на меня. Уловила в моем голосе иронию. Меня ее взгляд не смутил. Ведь она не придает всему этому никакого значения.
– Мы тоже узнавали, – сказал Валерий Петрович, – но нам ответили: пропал без вести.
Теперь Зоя смотрела на него. Ей не понравилось то, что он оправдывается передо мной. А может быть, посчитала его оправдания неубедительными. Действительно, ему не следовало оправдываться. Это звучало неуклюже.
Я спросил:
– Когда было последнее письмо от вашего отца?
– Осенью сорок второго года, – ответил Валерий Петрович. – Вообще отец писал редко, особенно не расписывался, он был простой шофер.
В его голосе звучала привычная нотка гордости за то, что его отец простой шофер, а вот он, его сын, – врач, и, по-видимому, крупный врач.
– Это точно? – переспросил я. – Последнее письмо от вашего отца было осенью сорок второго года? Больше писем не было?
– Именно так, – подтвердил Валерий Петрович, – осенью сорок второго года. Больше писем не было.
– Оно есть у вас?
– К сожалению, нет, – ответил Валерий Петрович, – затерялось со всеми этими переездами. Фотографии отца сохранились.
Он вытянул нижний ящик письменного стола, вынул альбом с фотографиями, осторожно перелистал тяжелые страницы со вставленными в них фотокарточками, наконец, нашел то, что искал, и протянул мне.
На старом довоенном фото были изображены молодой Краюшкин и его жена, простая, миловидная и смышленая женщина.
Пока я рассматривал фото, Валерий Петрович говорил:
– Собирался я его увеличить, повесить. Но жена говорит, что сейчас фотографии на стены не вешают, только картины. – Он обвел рукой стены: там действительно висели какие-то картинки. – Говорит, неприлично выставлять на обозрение своих родственников. Может быть, это так, может быть, не так – не знаю.
