Потом спросил:
– Фамилию-то где узнал?
– В военном архиве.
– Только его фамилию сообщили?
– Нет, известны фамилии всех пятерых. Тот, кого вы показали, – Вакулин.
– А из остальных есть кто живой?
– Этого мы пока не знаем.
– Так, – задумчиво проговорил Михеев, – так чего ты спрашиваешь?
– Как Вакулин попал к вам?
– Раненый он был. Привели его два солдата и ушли. Один из них старшина, другой просто солдат.
Я протянул ему фотографию:
– Есть здесь этот третий солдат?
Он надел очки, долго рассматривал фотографию, потом снял очки, положил в футляр, вернул мне фотографию:
– Не могу сказать, ошибиться боюсь. Может, кто из этих, а кто – не помню. Ивана помню, старшину помню, а третьего не помню. А зачем он вам?
– Как – зачем? Выясняем, чья могила.
– Так ведь могила того, кто штаб разгромил.
– Да.
– А штаб разгромил старшина, я ведь говорил.
– Но вы этого не видели.
– Не видел. Только все сопоставление фактов такое. Старшина разгромил, никто другой.
– Допустим, – согласился я, – но где старшина прятался четыре дня?
– Вот этого я сказать не могу.
– Значит, его прятал какой-то местный житель.
– Весьма возможно. Только как этого жителя найдешь, может, нет его и в живых... В войну кто здесь был? Старики или инвалиды вроде меня. Все почти вымерли, и меня скоро не будет. По радио объявляли и в газете писали, может, и придет тот, кто старшину прятал. Вам лучше знать, – заключил он, вероятно предполагая, что я имею отношение к этим объявлениям.
Софью Павловну я застал в той же позиции – у телевизора. Смотрела кинопанораму.
На мой вопрос: действительно ли убитый был такой высокий, как она говорила, ответила:
– И, милый... Как теперь скажешь: высокий был или невысокий. Не стоял ведь, а лежал. Ночью дело было. Помнится мне, яму длинную копали. А может, показалось, что длинную, – я их никогда в жизни не копала, могилы эти. Может, и не такая уж она длинная была. Торопили нас немцы: давай, давай, шнель!..
– Хорошо, – сказал я, – допустим. Ну, а кисет – это точно его?
Она даже обиделась:
– Что же, я свой кисет подсунула? Я не курящая. В молодых годах выкуришь, бывало, в компании папироску, а чтобы махоркой вонять, кисет – да ты что, милый, в уме?
– Возможно, некоторые мои вопросы и выглядят нелепо, вы меня извините, – сказал я, – но очень запутанное дело, и хочется выяснить.
– Чего же тут запутанного? – удивилась она. – Убили солдата, похоронили, сберегли могилку. Теперь вот, говорят, памятник поставили. Хочу пойти посмотреть, да ноги не ходят. Может, кто на машине подвезет...
