В Александровском саду горел Вечный огонь на могиле Неизвестного солдата, лежали на мраморе букетики цветов. На плите было высечено: «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен».
Подходили люди, клали цветы, стояли, потом уходили, приходили другие, тоже клали цветы, тоже стояли...
И я подумал о том, другом, который лежит на холмике у дороги, возле города Корюкова, безвестно погибший и безвестно похороненный нами без почестей и оркестра. Опять зарастет травой его могила, не будет на ней ни цветов, ни надписей. А ведь он такой же, как этот. Оба они неизвестные солдаты.
Нет, черт возьми, у Стручкова должно найтись для него время, будь он не только заместителем министра, будь он самим министром, даже премьер-министром!
Я вернулся в вестибюль и снова позвонил по 28—32.
– Товарищ! – послышался в трубке знакомый голос секретарши. – Я вам сказала: вы записаны на двадцать четвертое, десять часов утра.
– Но у меня очень срочное дело.
– Какое дело? Вы даже не можете его объяснить.
– Доложите товарищу Стручкову. По делу ПРБ-96. Он знает.
Она переспросила:
– ПРБ-96?
– Да, ПРБ-96.
– И он знает?
– Да, очень хорошо знает.
– Подождите.
Я ждал довольно долго. Потом в трубке зашуршало, и секретарша сказала:
– Соединяю вас с Ростиславом Корнеевичем.
Мужской начальнический голос произнес:
– Я слушаю.
– Товарищ Стручков, – сказал я, – я по поводу неизвестного солдата.
– Какого неизвестного солдата?
– Из ПРБ-96.
– Да? Из ПРБ?.. Как ваша фамилия?
– Крашенинников.
– Крашенинников... Что-то не помню. Вы там служили или родственник?
– Родственник.
– И у вас срочное дело?
– Очень срочное. Я завтра уезжаю.
Он некоторое время молчал, потом, видно, по другому телефону сказал:
– Выпишите ему пропуск.
