— Ну уж ты!
— Точно! Настоящий мужчина должен владеть пространством.
Его ладони — широкие, уверенные — сделали чувственное движение: будто крутанули невидимую баранку.
Появился Альгис. В одной тенниске, взмокший после работы.
— О, Славка, салют! Уф, выжал из него килограмм сала. Лежит сейчас, отдыхает.
— Кто за гусь?
— Э-э, профессиональная тайна. Но тебе, как другу: бывший балерун. Завязал со своими танцами, его и разнесло. Жрет, не двигается. Я ему: бегайте и меньше ешьте. А он: надоело, с детства только и режимлю, теперь хочу наконец в свое удовольствие. А удовольствие — жрать и валяться, понял? Ладно, посиди, сполоснусь немного.
Альгис двигался резко и весь был угловатый, без закруглений: острые плечи, острый подбородок, острые скулы. И говорил так же — отрывисто, телеграфно.
— Видал, работенка? — кивнул вслед сыну Костис. — Не может халтурить. Я ему: да не выкладывайся так! Пришлепнул, помял слегка — следующий! При нынешнем спросе. Не может.
В прихожей послышались голоса, хлопнула дверь. Вернулся Альгис, на этот раз в свитере.
— Проводил и выпроводил. Жирные надоели! Хочу тощего и здорового, вроде тебя. Я бы скидку, ей-богу. Мечтаю о благородных мускулах! Думают, им не надо. Им больше и надо!
— Заметано. Если соберусь, скидка с тебя. И шел бы в спорт.
— Ага! Там работать за ставку. Массажист команды — там двадцать лбов, представляешь? После них ничего не сможешь… Что нового?
— Он тут уже загадал загадки, — сказал Костис. — События у человека.
— Научился тресковую икру под паюсную гримировать?
Вячеслав Иванович рассмеялся:
— Каждый гадает в меру своей испорченности. Но тут такое дело, что не догадаться: узнал я про своих родителей.
И Вячеслав Иванович рассказал.
Альгис слушал с непонятной неприязнью. Будто стал еще угловатей. И сказал, когда Вячеслав Иванович выложил свою историю до конца:
— Вымерли, говоришь? А что не все вымирали, это ты знаешь? Что некоторые очень даже жили?
Вячеславу Ивановичу не хотелось об этом думать. Почему-то так получалось, что Альгис своей фразой бросал тень и на его родителей тоже. Логики никакой: повторить снова слова Альгиса, и легко доказать, что тот четко отделил родителей Вячеслава Ивановича от тех, кто «очень даже жили». А все равно получалось. Поэтому Вячеслав Иванович ответил неохотно:
— Ну были, слыхал. Но немного.
— Вот именно, были! Много — немного, кто их сосчитал? Были и есть до сих пор. Процветают. К одному ходил лично, жиры растрясал. Он и не скрывает. Хвастает: многих спас в блокаду. Он сидел в транспортной службе при аэродроме, понял? За что спасал, не надо спрашивать: не квартира — комиссионка. Особенно фарфор. Знаток!
