— Сколько тебе лет, ты что-нибудь помнишь за тридцать третий год?
Я рассказал им, что помнил и как остался жив. Тогда же я услышал их рассуждения о голоде на Украине. И особенно прислушивался к их разговору о голоде. Было непонятно, откуда они знают то, о чем дядя Тима говорил мне по секрету. Эти люди никогда не жили на Украине и не видели наших страданий. Значит, дядя Тима говорил мне правду о государственной тайне. Это были политические заключенные. И хотя мне их политика не была нужна, но я понял, что они многое знают о нас, даже больше, чем мы знаем о себе.
Но как говорится, сколько бы веревочке ни виться, конец будет. Однажды вечерняя проверка сильно затянулась, нас несколько раз пересчитывали и только в полночь отпустили. Всех предупредили, чтобы вышли на утреннюю проверку. Стали поговаривать, что кто-то сбежал из лагеря. За все лето тысяча девятьсот сорок четвертого года я ни разу не был на утренней проверке и не ходил на работу, но на этот раз был вынужден пойти.
Проверка не состоялась, так как беглецов поймали, но я побоялся вернуться в барак и решил пойти на работу.
Присоединился к одной из бригад. Отработал, а вечером меня зарегистрировали как новичка в лагере. Было очень много разговоров о тех троих, которые совершили побег.
Удивлялись, как они могли перелезть через стену, высота которой десять метров и к тому же часовые с пулеметами постоянно дежурили на вышках. Кроме того, высоковольтные провода проходят низко над землей, так что нельзя пролезть. Оказалось, что они нашли выход из лагеря. В лагере были общие туалеты — глубокие цементные канавы, через которые проложены мостики.
Периодически, с большой быстротой вода протекала по всем канавам, промывая их и выливалась по трубам где-то за пределами лагеря. Делалось это каждые полчаса.
Эти трое пролезли по этим трубам в то время, пока не шла вода. Они, конечно, сильно рисковали, ведь никто не знал, где эти трубы кончаются, а может, они и знали?
Один из них поймался. Приказали после работы собраться всем нам на площади. Была поставлена виселица, под ней сбежавший заключенный. Я только удивлялся, как он вообще мог передвигаться, не то, что лезть по трубам. Наверное, он решился на это, потому что ему все равно не жить. А избит был так, что мясо клочьями висело. Зачитали приговор.
— За побег из лагеря — смертная казнь через повешение.
На следующий день меня отстранили от работы и вызвали в отдел. И снова, в который раз уже, там, где другие наверняка попадали в число смертников, меня охранял невидимый перст судьбы. Обычно допросы вели немцы и, конечно, никакой пощады провинившемуся не было. За малейшее нарушение, без суда и следствия заключенного отправляли в расход. Но на это раз допрос проводил чех, причем он неплохо говорил по-русски. Как он туда попал, не спрашивайте меня, почему при допросе не было немцев, если он был за переводчика, я тоже не знаю. Допрос он вел по-русски.
