Отец мой всю дорогу шел и давал мне советы, а мама тихо плакала.
— Сынок, береги себя, зря не рискуй, ведь никто не знает, куда вас везут. Ну, а если будет трудно и жизнь будет в опасности, то советую, бросай все и беги, только бегством спасешь себе жизнь. Живи надеждой, смотри, не один ты оставил близких. Не забывай нам писать письма. Много не пиши и плохого тоже, письма, возможно, будут проверять и могут выбросить, если им чтото не понравится. Напиши, где живешь и как, а когда встретимся, тогда все расскажешь.
— Папа, я читал когда-то о том, как Ленин за границей жил. Он писал много секретных писем. Их проверяла царская цензура, но никогда не могла прочесть, что там написано. Он писал чернилами, а между строчками молоком. Молоко когда высыхает, то не остается и следа от него. Но его друзья знали, что нужно делать, они проглаживали письмо горячим утюгом и тогда проявлялись буквы. Я уже пробовал и очень хорошо получается. Я буду тоже так писать, а вы уже знайте, что нужно делать с моим письмом.
— Смотри, Гриша, зря не рискуй, а то ты начитался всяких книжек, а в жизни оно все по-другому бывает.
— Не переживай, папа, все будет хорошо.
— Дал бы Бог.
Так, разговаривая, мы пришли на станцию, где нас ожидал товарный эшелон. Некоторые вагоны уже были заняты. Двери были закрыты, но верхние люки открыты и по ним можно было определить, в каких вагонах едут девушки, а в каких парни. Нам открыли два вагона. На полу лежала солома — наша перина. Полиция окружила платформу и приказала лезть в вагоны. Что тут началось, кажется, только сейчас поняли, какая ужасная участь ждет нас. Прощание. Тут подошла и моя погонщица. Мы обнялись, поцеловались, всплакнули и на прощание она подарила мне платочек. Потом отец и мать стали прощаться. О, это совсем не то прощание, когда нас провожали в город на работу, как хотелось запомнить навсегда родные черты.
— Прощай, сыночек, может, это последний раз мы видимся с тобой. Будем надеяться на лучшее, до встречи.
Это были последние прощальные слова — больше я их не видел. Матерей невозможно было оторвать от детей. Полицаи стали отгонять родных, бить прикладами, но невозможно было что-то сделать. Состав стал медленно трогаться, вся толпа рванулась следом. Долго бежали, потом постепенно стали отставать. Потом остановились и нам было видно издалека, как все стояли с поднятыми руками, будто в последней надежде обращаясь к небу, моля о помощи.
В вагоне было очень жарко. В углу стоял бачок с водой, один парень стал предупреждать:
