— Папа, а почему сегодня все штунды своих детей на улице спать положили?
— Почему, сынок, штунды? Не только штунды, а все кулаки сегодня освободили свои дома.
— Не знаю, дядя Тима, как у вас, а у нас не только кулаков, но и штундистов выселяли.
— Папа, давай их к себе заберем, им холодно.
— Нельзя, сынок, и нас выселят. Приказ такой, кто заберет их в свой дом и обогреет, у того тоже отберут дом.
— Тогда, дядя Тима, в поле много лошадей ходило, а на хвостах записки висели. Я читать не умел, а мужики читали и смеялись; «Бродяжничаю не потому, что серая масть, а потому что Советская власть». Говорили, что кто не хотел идти в колхоз, куда-то уезжали, а лошадей в поле бросали. Это все, что я помню за коллективизацию,
— А как у вас проходила эта коллективизация? Она, наверное, была кругом одинаковая.
— Да, Гриша, одинаковая… Начальство с района приехало, народ собрали в церковь, не на службу Божью, а в колхоз записывать. Кто идет в колхоз, имеет право оставить себе дом, жену, детей и собаку. Остальное обязан отдать для общества. Поначалу записывалось мало, все те, у кого, кроме жены и детей, больше ничего не оказалось. Затем пригрозили выслать на Соловки всех, кто не записался в колхоз. За Соловки знали все, но не знали, где они, туда людей высылали, но назад никто не возвращался. Потом записались и те, у кого была корова или лошадь — отдали и пошли в колхоз, так пол деревни записалось. В первый год дела шли хорошо, работали все вместе, пахали и сеяли. Посеяли все вовремя и урожай собрали хороший. А зимой тех, кто не записался в колхоз, начали раскулачивать. Многие побросали все и уехали в город.
У других дома позабирали, некоторые даже сожгли. На весну уже все согласились пойти в колхоз. Брошенные поля к колхозу присоединили. За мою кузницу даже отдельное совещание сделали, с района целая комиссия приехала. Председателем комиссии был Разумовский, решали вопрос, что делать с имением пана Филиппа.
Забор вокруг имения высокий, из кирпича, скотный двор и прекрасный панский дом с садом.
— Какие будут предложения? Вот ты, впереди стоишь, что скажешь о пане?
— А что я за пана могу сказать? Хороший человек, даже когда уехал и тогда за нас помнил, велел все имущество раздать и мне досталось. Я это все в колхоз отдал, больше у меня ничего нет.
— По делу говори, что нам делать с имением? Священник вышел к алтарю, перекрестился, нас всех благословил крестным знамением.
— Если говорить за все имение, время много надо.
