Подполковник улыбался, а Зыкин глядел на Хабарова затравленно и недобро.
Уже на улице Хабаров протянул руку Кравцову и совсем другим, извиняющимся тоном сказал:
— Прости за беспокойство, Федор Павлович, — поглядел на свои штурманские часы, мотнул головой. — Сейчас до дому добегу, переоденусь и через полчаса буду на аэродроме.
— Не надо, — сказал Кравцов, — ты же не спал. Отдыхай иди.
Начлет хлопнул дверкой и поехал на аэродром. Хабаров пошел домой. Ему очень хотелось спать.
Но стоило Виктору Михайловичу очутиться дома, принять обжигающий тело душ, выпить большую чашку очень крепкого кофе, и спать вроде бы расхотелось. Хабаров прилег на диван, вытащил с самодельной полки томик Лонгфелло и стал читать. Взаимоотношения с поэзией у него были довольно сложные: вряд ли он решился бы заявить громогласно, что любит стихи, постоянно следит за новыми книгами поэтов, ревниво сравнивает творчество молодых с теми, кого давно почитает образцом. Он не любил споров о поэзии, совершенно не терпел так называемых критических разборов. Стихи представлялись ему сферой глубоко интимной, сугубо личной.
Вдруг зеленый дятел Мэма
Закричал над Гайаватой:
«Целься в темя, Гайавата,
Прямо в темя чародея,
В корны кос ударь стрелою:
Только там и уязвим он!»
В легких перьях, в халцедоне
Понеслась стрела-певунья
В тот момент, как Меджисогвон
Поднимал тяжелый камень,
И вонзилась прямо в темя,
В корни длинных кос вонзилась.
И споткнулся, зашатался
Меджисогвон, словно буйвол,
Да, как буйвол, пораженный
На лугу, покрытом снегом…
Хабаров читал медленно, наслаждаясь. Он любил Лонгфелло и перечитывал его постоянно; иногда с удовольствием останавливался и внимательно разглядывал рисунки художника Ремингтона — прекрасные перовые миниатюры.
И все-таки Виктор Михайлович заснул. Волшебник Лонгфелло убаюкал Хабарова ласково и незаметно. Спал он крепко, снов не видел, спал спокойно, как спят здоровые дети и взрослые, если у них, у взрослых, чистая совесть и уверенность — все сделано так, как должно.
Виктор Михайлович проснулся оттого, что по комнате кто-то ходил. Еле слышно, осторожно. Он открыл глаза и увидел мать.
— Мама, ты чего приехала?
— Я тебя разбудила, Витенька?
— Очень хорошо, я давно уже сплю, пора вставать. Ты чего рано вернулась?
— Забеспокоилась что-то и приехала. У тебя сегодня ночные?
— Нет, это я после ночных добирал малость.
— Устал?
— Немного есть.
— Все было хорошо?
— Все было нормально.
— Честно, Витя?
— Честно.
— Есть хочешь?
