Когда Виктор Михайлович остановился у Марининого дома, девушка поблагодарила его и спросила:
— Вы и летаете так?
— На этот вопрос я могу ответить только по секрету. Марина наклонилась и, коснувшись его щеки волосами, подставила ухо.
— Летаю я гораздо лучше, Мариночка. Я шофер-любитель, а летчик — профессионал…
На другой день Хабаров позвонил Павлу Семеновичу. Было ровно шестнадцать пятнадцать.
— Павел Семенович, здравствуйте.
— Виктор Михайлович? Рад слышать и рад вашей точности. Ну?
— Да.
— Вот и отлично. Вы мне нравитесь, Виктор Михайлович.
— Вы мне — тоже, Павел Семенович.
— Вырезки сработали?
— Нет. Вырезки опоздали.
— Не может быть.
— Может.
— При встрече расскажете?
— Возможно…
Когда Виктор Михайлович во второй раз встретился с Княгининым, летчик обратил внимание на давно знакомые папки, почему-то очутившиеся на столе Главного. Это были папки с его, Хабарова, отчетами.
— Вот изучаю ваш почерк, — сказал Павел Семенович.
— И как — разборчивый?
— Вполне. У вас много сейчас работы?
— Порядочно.
— Готовится к полету дублер сороковки Севса, это я знаю, а что еще?
— Во-первых, с сороковкой очень много возни. Подготовительные полеты идут на тридцатке и на тридцать второй; во-вторых, впереди светит совершенно новый агрегат, — летчик поднял и опустил руку над столом, — машина вертикального взлета…
— От которой вы по доброй воле не откажетесь? — спросил Княгинин.
— Не откажусь.
— Ну, а как наша работа?
— Надо разложить по времени.
Они принялись считать, и получалось: февраль, март, апрель будут у Хабарова напряжены до крайности, но справиться можно, если, конечно, не подведет погода, если не обманут производственники, если не случится ничего из ряда вон выходящего…
— Итак, в мае вы наш, — подвел итог разговора Главный. — А пока приезжайте, когда сможете, знакомьтесь, вникайте в специфику. Пропуск вам оформят постоянный, я распоряжусь.
Они пожали друг другу руки и расстались.
В коридоре Хабаров встретил Марину. Она о чем-то спорила с длинным очкастым парнем.
— Нет-нет-нет, Глеб, вы обещали просчитать к понедельнику, обещали? Сегодня — понедельник, что я должна сказать Павлу Семеновичу? Что?
— А вы, Мариночка, ничего не говорите. Вы ему только улыбнитесь. И он забудет про все расчеты, выкладки и таблицы…
— Вы чудесно придумали, Глебушка! Вот сами идите и сами улыбайтесь, а я посмотрю, что из этого выйдет…
— Ну, Маришечка, разве можно сравнивать несоизмеримые величины — вашу улыбку и мою?
Хабаров хотел пройти мимо, помахав Марине рукой, но она остановила его:
