Марина вопросительно поглядела на Хабарова, но он заговорил о другом:
— А Павел Семенович ваш очень хитрый? Правда?
— Павел Семенович — хитрый?! Да вы что — смеетесь? Это такой, такой человек, просто слов нет объяснить, какой он хороший!
— И все-таки он, безусловно, коварный мужчина. Просто вы, Мариночка, по молодости лет, по неопытности не замечаете его коварства. А я — старый, стреляный воробей — сразу же понял его породу…
Девушка пыталась возражать, Виктор Михайлович не соглашался. По его словам получалось, что давить на сознание бедного кролика (он успел уже превратить себя из воробья в кролика) есть акт тончайшего, почти иезуитского коварства. Он говорил напористо и внешне чрезвычайно серьезно. Но Марина оказалась девушкой, не лишенной юмора, и вся дальнейшая беседа протекала при полном взаимопонимании, в самом мирном и благожелательном ключе.
— Мам, — крикнул Виктор Михайлович, — а чаю ты нам не хочешь дать?
Марина запротестовала:
— Спасибо, не беспокойтесь. Мне пора ехать. От вас до центра так далеко.
— Это несерьезно, Мариночка. Вы приехали к нам прямо с работы, и ваш бурно растущий организм не может не требовать пополнения калориями. Близко ли, далеко вам ехать, без чаю мы вас никуда не пустим. И потом вечер у вас все равно пропал. Но вы не огорчайтесь: несостоявшееся свидание бывает порой гораздо дороже состоявшегося.
— Почему вы говорите про растущий организм? Это же просто оскорбление. По-вашему, до скольких лет растут люди?
— До двадцати пяти, а иногда и дольше, — не задумываясь, сказал Хабаров.
— Серьезно?
— Совершенно серьезно.
— А я была уверена — лет до восемнадцати. А свидание у меня на сегодня не назначено. Точнее — отменено…
— Однако, вы предусмотрительная дама, — сказал Хабаров.
— Стараюсь, — сказала девушка.
Они поужинали втроем. Говорили о вещах, ни к авиации, ни к каким другим специальным сферам отношения не имеющих. И Анна Мироновна вдруг обнаружила, что Марина приятная, умненькая, хорошо воспитанная.
Часов в девять Виктор Михайлович объявил, что отвезет Марину домой. Девушка стала отказываться. Мать почему-то ее уговаривала, хотя в глубине души считала, что ничего с ней не случится, если она поедет на электричке.
Но переспорить Хабарова было трудно, и он, конечно, повез девушку на машине.
Он умел себя подать при любых обстоятельствах, но за рулем — особенно. Небрежно откинувшись на спинку сиденья, еле прикасаясь к баранке, Хабаров вел машину с такой уверенностью и особенной элегантностью, что смотреть на него было одно удовольствие.
