— Юль… — улыбнулся Иван. — А я думал, ты еще спишь… — он виновато развел руками.
И лучше бы он этого не делал. У Юлии сильно закружилась голова.
После его отмоканий в ванной подолгу держался такой густой, насыщенный и горячий пар, что в нем трудно было дышать. Особенно трудно было дышать сейчас. Почти невозможно. Потому что Иван был слишком близко, наполняя жаркий воздух вокруг запахом своего тела.
Как бы он не мылся — от него всегда пахло. Нет, не воняло, как тогда, в тот день, когда он схватил ее на темной кухне. Нет. Но от него всегда пахло… им самим. Сильным молодым мужчиной. Самцом, властно призывающим самок. По крайней мере, она всегда чувствовала этот запах. За две недели им пропиталась маленькая квартирка: диванные подушки в гостиной, где он спал, распластавшись на животе и свесив на пол длинную мощную руку, кухня, где он готовил вкусные овощные супы и маленькие, нежные тефтели из продуктов, что она приносила, сбегав быстренько в ближайший магазин. Коридор, где теперь висела его отстиранная красная куртка. И ванная…
— Юля…
Голова закружилась сильнее. И не только от душной густой влажности, пропитанной его запахом, не только оттого, что он так смотрел: словно преданный доверчивый пес, готовый бежать за хозяевами до полной остановки сердца, если его бросят. Голова кружилась даже не от вида ужасных черных синяков, уродующих его красивое тело, словно пятна мазута на чистом снегу, и даже не оттого, что он забыл прикрыться, не заботясь о том, что она наблюдает его эрекцию, — от того, что творилось сейчас в ней самой. От того, что, все понимая, она, тем не менее, не могла заставить себя сделать шаг назад, как не могла оторвать взгляда от его глаз, устремленных на нее в немой мольбе.
Он медленно поднял руку. Большая, горячая ладонь почти легла на ее шею, бережно сдвинув в сторону рыжие кудряшки.
— Извини, я потом умоюсь!
Она выскочила из ванной. Споткнувшись о коврик в прихожей, влетела в свою комнату, быстро закрыла дверь, прижалась к ней спиной.
Впервые за все это время она закрыла дверь в свою комнату. Ей раньше не приходило это в голову ни разу — ни когда ложилась спать, ни когда занималась туалетом, ни когда переодевалась. А сейчас Юлия, упав на кровать и согнувшись, словно ее ударили в живот, не могла пошевелиться. Казалось, от любого движения сердце лопнет и перестанет стучать в ушах невыносимым набатом.
…Все эти дни погода почти не менялась. То же серое, мрачное небо. Все тот же влажный мороз. Иногда вроде бы светлело ненадолго, но потом снова хмурилось, чернело… Впрочем, Юлия впервые почти не обращала на погоду внимания. Во-первых, потому что почти не выходила из дома все двенадцать дней — эти новогодние каникулы выдались на редкость домашними, а во-вторых… слишком много было о чем подумать кроме погоды.
