Каждая минута путешествия в Осло приносила что-то новое, и было достаточно поводов для изумления, или улыбки, или даже для крепкого словца. Работа была тяжелой, и никак не удавалось выспаться. Я бы начал брюзжать, пожалуй, если бы не Джейк, который, казалось, чувствовал все изменения моего настроения, подъемы и падения, и умел вовремя сказать нужное слово, и знал, когда следует оставить меня в покое.
Тяготы и однообразие жизни отдалялись, когда я вспоминал о том, что с каждой минутой мы уходим все дальше на север и летние вечера будут тянуться бесконечно, а день не сменится ночью. Барк скользил по гладкой поверхности воды, все паруса были подняты, судно улавливало каждое дуновение переменчивого ветра; солнце садилось как-то незаметно, но на море не темнело. Резкий белый свет рождался где-то в горах среди холодных глетчеров, в краю лесов и высоких холмов, бурных ручьев и безмолвных озер, замерзающих в середине лета. Мы были в открытом море, вдали от суши, но что-то в застывшей чистоте воздуха подсказывало, что ждет нас там, впереди, ближе к северу, и меня охватывала неизъяснимая печаль — печаль от красоты, окружающей меня, и от той, которую еще предстоит увидеть.
В такие минуты я бывал рад, что рядом Джейк, ибо одиночество вызывало у меня ужас, пугали огромное пространство и безлюдное великолепие пейзажей, мимо которых мы проплывали. Даже белые звезды казались холодными и ужасающе далекими, а мы, жалкие человеческие существа на нашем маленьком кораблике, были такими трогательными в попытке сравняться с ними мудростью, и у нас не было права нарушать спокойствие этих вод.
Душа тосковала неизвестно отчего, и сердце томилось по чему-то недостижимому, неназванному. Я не отрываясь смотрел на тихое море в белом сиянии с трепетом и какой-то странной тоской, пока рядом со мной на палубе не появлялся Джейк; прикосновение его плеча и запах сигареты возвращали меня к действительности, я цеплялся за его голос, звучавший так естественно и спокойно, и только тогда чувствовал себя в безопасности.
Случалось, ветер менял направление, и помощник капитана на полуюте приказывал нам подняться наверх и заняться брасами, оставить мечты и душой и телом отдаться борьбе с ветром и парусами.
Мне казалось, что запах корабля и моря у меня уже в крови, будто я никогда и не знал другой жизни.
Мы вошли в Осло ранним утром, царила тишина. Большое трамповое судно подошло к месту стоянки раньше нас, и дым, вырывавшийся из его трубы, закрыл небо завесой; поэтому все, что я разглядел в Осло при слабом свете, — это множество кораблей, уродливые краны доков и старый город на холме, а слева — здания современной столицы; искрилась синяя вода, и синели горы вдалеке.
