Лучше бы он не умел так просто заставить меня устыдиться, не оставляя ни малейшего повода для оправдания себя.
Наверное, впервые за весь вечер я понял, от чего он меня спас: если бы не он, я плыл бы сейчас, раздувшийся и обезображенный, по воле речных течений.
Он будто прочитал мои мысли.
— Я рад, что там оказался, — заметил он.
И я вдруг понял, что благодаря ему мое существование приобрело смысл и, куда бы меня ни забросила судьба и что бы меня ни ждало, я больше не буду один.
За то короткое время, которое ему потребовалось, чтобы поведать мне, что он сделал, что выстрадал в тюрьме, воспоминания об отце и о доме, который я покинул, настолько потускнели, что я даже решил, будто совсем избавился от прошлого.
Несколько часов, что мы провели с Джейком, сделали его ближе отца, окутанного будто туманной дымкой, и только благодаря Джейку я забыл о своих бесплодных грезах, узнав о подлинных лишениях и страданиях.
Так вот что значит жить, чувствовать тротуар под ногами и видеть фонарь, освещающий площадь, дышать теплым воздухом и беззаботно бродить, не задумываясь ни о чем, ведь никому, кроме нас двоих, нет до этого никакого дела.
Мы с Джейком брели по улицам, не разбирая пути, и было так хорошо оттого, что не нужно ничего объяснять — достаточно было одного слова, брошенного вскользь, обрывка песенки, которую насвистывал один из нас, или взгляда на небо и улыбки.
Я, наверное, мог при желании прочитать его мысли, он — мои.
Я знал, что эта ночь никогда не забудется: в памяти отпечатались резкий звук наших шагов, какие-то компании, появившиеся на улицах в районе трущоб, ветер, внезапно подувший из-за угла и взъерошивший нам волосы, волнующее ощущение приключения, острый запах речного ила из доков и огни кораблей, стоявших на якоре.
А еще никогда не забудется зрелище, явившееся нашим взорам перед рассветом, когда за большой грудой угля и черной пылью мы увидели серые очертания спящего баркаса, реи которого были едва различимы в тумане, ванты чуть заметны, как паутинка, а на корме белели буквы: «Хедвиг. Осло».
Мы с Джейком смотрели на парусное судно, не произнося ни слова, потом, посмотрев в глаза друг другу, улыбнулись и подумали об одном: это тот корабль, на котором мы уплывем.
Потом улеглись на какую-то мешковину на причале и уснули, подложив руки под голову.
Спускаясь по реке, барк казался призраком на поверхности черной воды; огни Лондона вспыхивали в темноте, отбрасывая в небо желтые языки пламени. Их свет, неясно вырисовывающиеся контуры зданий, шумы и звуки Лондона принадлежали к тому миру, который мы покидали с легким сердцем, не замечая ничего вокруг: наши взоры были обращены к новым горизонтам, ждавшим нас впереди. Вокруг зажигались огни других кораблей, пенилась струя за кормой шустрого буксира, откуда-то издалека слабо доносился гудок грузового судна, направлявшегося в порт приписки. Лондон скрылся из виду, скоро остались позади заболоченные равнины Эссекса, и нам открылась ширь реки с ее излучинами. Дул холодный свежий ветер, на мысе мигали огни, моросил дождик, и уже пахло морем.
