— Ну-ну?
Машков покачал головой:
— Да вы и сами все знаете. Если б еще не известно кто или любовь там, путное что — не так больно, не так не нужно... Нет, не то говорю. Не так подло! Вот... Если б не так не нужно... Подло!
— Кто же?
Машков укоризненно улыбнулся:
— Знаете, у нас в городке ничего не спрячешь. Как в коммуналке живем. Гарнизон! Но не пойман...
— Так скажи. Поймаем.
— А зачем? Что внутри изменится? Была одна баба, станет две. А мне летать надо. С ребятами своими. Понимаете?
— Это я понимаю.
— Вот видите...
— Знаешь, Машков, я другое понимаю: зря мы с тобой этот разговор затеяли. Не будет толку. Больно ты спокоен — значит, либо глуп, либо не дорос морально. Уж не серчай на добром слове... Но ты-то не глуп.
— Не серчаю. А не будет толку — это точно. Спокоен, не спокоен — это дело десятое. Вы только докторам нашим не посоветуйте чего-нибудь насчет моих нервов, очень вас прошу.
— А не надо?
— Не надо. Я перегорел. Сам. Не надо.
— А работа в воздухе? Не мешает ей? Твой командир — он как?
— Думаю, нормально. Но это вы у него спрашивайте.
— Ну, тебе видней. Не буду, раз просишь. А вот насчет твоей политработы...
— Я понимаю.
— Что ты понимаешь?
— Что нужен другой комсорг.
— Да?
— Да. Я правда понимаю. Не воспитавший себя и жену, и так далее. Так?
— Приблизительно.
— Я согласен. Я вам еще тогда говорил — не политработник я. Штурман. Чистый штурман.
— А я, по-твоему, кто?
— А вы больше политработник.
— Значит, штурман так себе?
— Не-ет! — засмеялся Машков. — Вы сами знаете, какой вы штурман. Тут работу видно. Но все-таки больше политработник.
— Дурак ты, Машков.
Машков усмехнулся.
— Я тебе точно говорю — дурак. Что ж, по-твоему, политработа — это вроде чина в табели о рангах?
— Нет, но...
— Не крути, Машков. Ты сам сказал: «Не воспитавший не может воспитывать». И так было всегда. Ты понимаешь, о чем я?
— Игорь Михайлович, меня учили летать. И я должен летать.
— Ошибаешься. Летчик, штурман там — это потом. Сначала — человек. С партбилетом! Чистый, как ты выражаешься, летчик — это болван. Механизм, работающий, как биологическая система. Вот они-то, такие механизмы, и валят напалм на детвору.
Машков поглядел в окно и громко вздохнул.
— Не вздыхай, Машков, — укоризненно сказал Агеев. — Не демонстрируй здоровый скепсис, где не надо. Ты зачем на радиус летаешь? Молчишь? Понятно, красиво говорить не хочешь. Ладно. Тогда скажи, ты за деньги, просто за деньги, шарахнул бы какой-нибудь город? Тебе платят — ты бомбишь. А?
