В штабе они прошли по коридору, слыша под каблуками гулкие доски пола — здание было старое, строенное еще военнопленными в сорок пятом, — миновали огромную, разноцветно светящуюся доску-стенд «БОЕВОЙ ПУТЬ ЧАСТИ» с летящим над стилизованной картой Европы второй мировой войны фронтовым торпедоносцем-бомбардировщиком Ил-4, и Агеев широко распахнул дверь своего кабинета.
Пройдя в кабинет, Агеев машинально включил радиоприемник, толкнул наружу створки окна и уселся боком с края стола, показав на кресло у окна:
— Садись.
Он порылся в ящике стола, нашел и повертел задумчиво в пальцах какую-то лекарственную упаковку, подумал и решительно, со стуком, задвинул ящик.
— Послушай, Машков. Я не собираюсь предупреждать тебя, что, мол, разговор по душам и все такое прочее. Ты ведь, можно сказать, политработник. Я — давно политработник. И я женат двадцать лет. Ты понимаешь, к чему я?
— Нет, товарищ подполковник.
— Машков, — поморщился Агеев, — не валяй дурака. Ты ж неделю назад в этом кабинете называл меня по имени-отчеству. А через несколько часов вылетаем вместе. Ох, Машков!
— Так, выходит, все-таки по душам, товарищ... Игорь Михайлович?
— Не становись в позу, Машков. Никто тебя не обижал, а я тем более.
— Извините, Игорь Михайлович. Можно вопрос?
— Давай, конечно.
— По-честному?
— Ох, Витя. По-честному, по-взрослому... Ну?
— Чего вы от меня хотите? Скажите сразу, и я сразу отвечу.
Агеев пошевелил челюстью, задумчиво пососал щеку и грустно сообщил:
— Зуб невозможно болит. Пломба полетела. Ты их боишься?
— Дантистов? Не то слово.
— Вот и я — не то слово, — вздохнул Агеев, потыкав пальцем в толстую щеку. — Потому-то и жене боюсь признаться. Сразу шум, крик, к врачу потащит — сама ж врач. А идти все равно надо... Так вот, Витя. Честно отвечу. Тебе надо решить, как все можно забыть.
— Вернуться? — изумился Машков.
Агеев кивнул, внимательно глядя Машкову в глаза.
— А кому это понадобилось, чтоб я решал такое?
— Мне. И тебе.
— Ох, Игорь Михайлович! — почти засмеялся Машков.
Агеев молчал, старательно массируя щеку.
— Зачем? Чтоб я... Чтоб надо мной... Мало мне было позора? Не-ет, товарищ замполит!
Они помолчали. Агеев, скучно покряхтев, осведомился:
— Неужто так-таки и все? Как и не было ничего? Или, наоборот, было?
Машков пожал плечами:
— А вы? Сами-то вы забыли бы? Раз-два — и запросто?
— Преступление... А как насчет амнистии? Ты что ж, крепче трибунала? Так он тоже порой оправдательный.
— Не в том суть, Игорь Михайлович. Там же...
