И мы плывем в этом космическом круговороте, как тот волшебный корабль, который мы видели сегодня в небе.
Летит наш автобус, как гигантский жук. На одном из поворотов водитель останавливается, открывает переднюю дверь и зажигает фары. С переднего сиденья сползает малюсенькая девчушка с футляром для скрипки в руках да еще с ранцем за спиной. Больше здесь не сходит ни один человек. Девчушка ныряет в темноту и пропадает. Автобус наш постоял несколько минут. Нам понятно, водитель не уезжает, чтоб девочке не страшно было идти. Чтобы свет фар хоть немного осветил ей дорогу. Этот случай вызвал в автобусе шумные дебаты. Горячо, с выражением, кляли ее родителей. И тут вдруг, совершенно неожиданно в микрофон прозвучал глухой хриплый голос водителя. Он призвал всех к спокойствию и сказал, что может дать разъяснение по интересующему народ вопросу. Эта малявка вот уже второй год ездит одна в поселок, у нее, видишь ли, нашли какой-то особый слух, и она учится на скрипке и возвращается каждый день семичасовым, а сегодня вот девятичасовым, и пойдет одна в горы, она живет на ферме. И так вот круглый год, и в шторм, и в дождь, и в любую слякоть. Охота пуще неволи.
Это разъяснение водителя не успокоило страсти в автобусе. Особо рьяные защитники детского вопроса предлагали остановить автобус и пойти поговорить с ее родителями. Не поговорить, а на лавке разложить да всыпать горячих.
Я положила голову на острое плечо Матвея, и хоть на поворотах, подскакивая, я каждый раз больно ударялась о него, все равно мне было так хорошо, как никогда в жизни. Я плыла по небу, ныряя в тучи, то придерживала их рукой, чтобы они не загораживали луну и чтоб девочке было светлей идти, то пускалась вдогонку за Матвеем, который мелькал уже где-то у горизонта. Вдруг нас обогнал летящий и весь сверкающий огнями корабль. Потом я вырвалась вперед и оставила позади и корабль и Матвея. Как вдруг из-за туч громовой голос Матвея прогрохотал: «Приехали!»
***
Сегодня Новый год. Первый раз к нам придет Матвей.
С раннего утра я все чистила, мыла и скребла и наводила уют, а мама надо мной посмеивалась:
– Что это ты стала такой чистоплотной? Наверно, Матвей не очень-то любит нерях.
– Да, мама, как он все замечает, ты себе представить не можешь! Ты знаешь, у него чувство красоты развито до невозможной степени. И все неэстетичное его раздражает.
Мама засмеялась. Я с недоумением подняла голову от пола:
– Ты чего?
– Ну, тогда он должен быть очень раздражительным, ведь в жизни очень много неэстетичного.
