– Только попробовать! – пообещала в зеркало самой себе Катерина. И устремилась в кабинет Ахичевского.
Там было темно, и Катерине пришлось возвращаться за свечой. Торопясь, она прихватила весь тяжелый канделябр, и это оказалось к лучшему: в комнате с занавешенным окном сразу же стало светло как днем. Сейф черной громадой стоял в углу. Катерина обогнула стол и приблизилась к нему. Как живого погладила по холодному металлическому боку:
– Медведь-медведь, отдай денежки по-хорошему…
«Медведь», разумеется, молчал. Катерина пожала плечами и медленно, с нажимом передвинула первую шашечку замка. Вторую. Третью. Четвертую. Ничего не произошло. Катерина, скрывая от себя самой подступившее разочарование, без особой надежды потянула за массивную ручку – и та неожиданно подалась. Графиня Ахичевская действительно была ровесницей куртизанки Анны Грешневой.
– Ну дура-ак… – пробормотала Катерина. И придвинула поближе канделябр, чтобы удобнее было потрошить внутренности «медведя».
Первой девушка вытащила довольно большую, вполаршина в поперечнике, окованную серебром шкатулку, которая оказалась заперта. Она была такой тяжелой, что Катерина сразу подумала о драгоценностях графини. Отодвинув шкатулку в сторону, девушка снова нырнула в сейф и извлекла три увесистых пачки ассигнаций. Пересчитывать было некогда, она расстелила на письменном столе свою персидскую шаль, положила на нее шкатулку, деньги, опять полезла в сейф и извлекла стопку каких-то бумаг. Перелистав их, Катерина ничего не поняла в казенных фразах, но на всякий случай кинула и бумаги поверх шкатулки, завязала шаль узлом и с трудом, шепотом чертыхаясь, поволокла награбленное из кабинета.
За окном уже бушевала гроза, ветер метался по саду, трепля и выворачивая листья деревьев, парусом надувал занавеску. Катерина, испугавшись, что шум разбудит Ахичевского, торопливо притворила окно, сунула в сумочку бутылку с «малинкой»… и, нащупав что-то в ридикюле, села прямо на стол. Подумала и вытащила большой «смит-и-вессон».
Пистолет принадлежал Валету, и девушке стоило больших трудов упросить любовника отдать ей оружие на время операции. Он уверял, что это вовсе ни к чему, что с пистолетом нужно уметь обращаться, что Катерина, если начнет стрелять, то в лучшем случае промажет, а в худшем – подстрелит сама себя. Но Катерина настояла на своем, и сейчас, сжимая во вспотевшей руке тяжелый пистолет, она медленно подошла к постели, на которой лицом вниз спал Ахичевский.
