– Нет, всего лишь жду тебя, – рассмеялся Ахичевский. – Мой друг, ты… ты великолепна! Боже мой, боже мой, какое же поразительное сходство…
Катерина почувствовала вдруг такую острую брезгливость, что лишь колоссальным усилием воли удержала себя от того, чтобы не повернуться и не уйти прочь. Чтобы скрыть подступившее к горлу отвращение, она широко улыбнулась прямо в лицо Ахичевскому и спросила:
– А почему так темно в доме? Вы все-таки опасаетесь?..
– Нет, Катрин, нет… Опасаться, право, нечего. Мы одни, и у нас вся… сколько угодно времени впереди. Ты, кажется, хотела посмотреть дом?
– Да, да, с удовольствием! Вы не поверите, ведь я даже у Ани в гостях, в Москве, никогда не была! Соня была, а я – нет! О, mon ami, как же здесь красиво!
Последние слова вырвались у нее совершенно искренне. Богатая, выстроенная в стиле позднего классицизма, похожая снаружи на древнегреческий портик дача показалась Катерине великолепным дворцом. Ахичевский провел ее по всем комнатам, включая столовую, спальни и великолепную бальную залу с натертым паркетом. Гостья ахала, восхищалась и всплескивала руками, старательно не замечая прикосновений Ахичевского к ее обнаженным плечам и мимолетные поцелуи в шею и висок на каждом пороге.
– А что же там? – «наивно» поинтересовалась она, указывая на высокую полуоткрытую дверь, за которой не было света. – Туда нельзя?
– Отчего же? Но, я думаю, тебе будет неинтересно, это всего лишь мой кабинет…
– Ах, покажите, покажите непременно! У вас там, наверно, книги? Я очень люблю их, у нас в Грешневке это единственное удовольствие было… – лихо соврала Катерина, прочитавшая за всю жизнь две-три книги под отчаянным давлением сестер.
Ахичевский, благосклонно улыбнувшись ее капризу, отворил тяжелую дверь.
Это был действительно обычный рабочий кабинет с книжными шкафами, большим, крытым зеленым сукном, заваленным бумагами столом, монументальной чернильницей и пресс-папье. В углу стоял массивный металлический ящик. Катерина подумала, что это, вероятно, и есть сейф. Чтобы не сделать заметным свой интерес, она обошла весь кабинет, восхитилась чернильным прибором в виде прядущей чугунной старушки («Каслинское литье, моя милая, единственная в своем роде вещь!»), перелистала книги, посмотрела в окно и лишь потом покосилась на сейф:
– Какая странная штука… Это такой гардероб?
– Ка-а-атя, боже мой… – захохотал Ахичевский. – Это сейф, здесь хранятся важные бумаги… И прочие пустяки.
