2004
С Курочкиным я смог поговорить только через день. Курочкин — большой человек в наших небольших масштабах. Теперь он депутат, и лет пять назад был депутатом, а в промежутке — первым вице-премьером. Прошу прощения, нынче они пишут себя так: Первый Вице-Премьер-Министр. Этот роскошный титул — предмет тайной посмертной зависти всех Вице-Королей Индии. Сейчас у Курочкина доля в приличном банке, а на кормление ему дан какой-то фонд, через который в ветшающую украинскую промышленность закачивают дутые американские деньги.
Мне пришлось звонить ему из офиса. Это плохо. Раз в месяц наши боссы получают с узла связи полный перечень номеров, по которым звонили сотрудники. То же и с мобильными. Если заметят, что я два дня подряд набирал Верховную Раду, мне начнут задавать разные глупые вопросы. Но только, если заметят. Вероятность не так велика.
А, между прочим, я неплохо помню время, когда мне не требовалось сутками дозваниваться до Курочкина, когда я наизусть знал все телефоны, по которым мог его найти, а он так же твердо знал мои телефоны. Мы могли встретиться в любое время по любому поводу, а повод найти было несложно. Да мы его и не искали. Мы учились в одной группе, сидели за одной партой, сдавали экзамены по одним учебникам. Я звал его Куркин, а чаще просто Кур. Мы были влюблены в Наташу Белокриницкую, и шансы наши были равны. Нулю. И обыски прошли у нас одновременно, и арестовали нас в один день.
— Курочкин, — спросил я, когда нас, наконец, соединили, — ты письмо получил?
Он не спросил меня, что за письмо. Капризным голосом он сказал: «Так и знал, что это твои дурацкие шутки». И устало вздохнул. Такова, дескать, его нелегкая доля — всю жизнь терпеть меня и мои шутки. Труженик. Борец за благо народное. Жертва Давыдова.
Но письмо, значит, он тоже получил.
— Нет, Курочкин, это не мои шутки. Это кто-то другой пошутил. Я думал, ты что-то знаешь.
— Давыдов, — он убрал из голоса усталость, но капризные интонации сохранил, — ты, вообще, можешь представить, как я занят? У меня только на сегодня… — тут он шумно зевнул и привычно зашелестел своими депутатскими бумажками. Так, словно собирался огласить с трибуны полный перечень дел, назначенных на день.
— Все, все! Хватит! Верю! — перебил я, чтобы он и в самом деле не вздумал перечислять свои дела.
— А ты тут со своим письмом, — довольно закончил Курочкин.
— Письмо не мое, Юра. И текст — слово в слово…
— Ну да…
— Один в один. Я же его на память помню. Только дата изменена.
