Наконец он изобразил тот самый мелкий кивок, с которого должен был начать, и стремительно скрылся за дверью.
Бедный Малкин. Ему пришлось нарушить еще одно правило: не передавать плохие новости лично. Начальник может поздравлять с успехами, сообщать о повышении в должности или о прибавке к зарплате, но об увольнении и прочих гадостях начальники не говорят. О них пишут секретари в обтекаемых выражениях на официальных бланках. «В сложившихся обстоятельствах Компания с сожалением сообщает, что больше не нуждается в ваших…». А может, никакой он не бедный. Может, он мечтал об этом моменте, о том, как скажет мне об обстоятельствах, и о том, что Компания не нуждается. Но и в этом случае Малкину можно посочувствовать. Допустим, он представлял в деталях и подробностях, как скажет это мне, как скиснет моя физиономия, как прямо у него на глазах из сотрудника крупной международной корпорации, без пяти минут начальника отдела микростратегического планирования я превращусь в обыкновенного украинского безработного. Но ему мало было сознания власти, он хотел, чтобы и окружающие ощутили, как велика его власть. А что вышло? Под удивленными взглядами охраны и случайных прохожих, на сыром ветру, у входа в офисный центр он едва смог выдавить пару жалких фраз. Такую роскошную возможность упустил. Обидно.
Я не спеша брел дальше и размышлял о нелегкой доле Малкина. Не знаю, что там у них произошло за эту неделю. Возможно, они погнали меня из-за Курочкина, а может, Куркин и не имел к этому никакого отношения. В любом случае Малкин мне здорово помог. Не представляю, как бы я вернулся за свой стол, сел за компьютер и взялся выстраивать стратегию продажи колы. Просто не могу этого представить. Я и без того потратил на них пять лет. Хватит. Кстати, Малкин почему-то не вспомнил об Уильяме Ф. Хьюме. Повода не было. Хотя, когда это ему требовался повод? Значит, он и правда волновался.
* * *
Наконец затянувшееся прощание с Малкиным я объявил закрытым. И обнаружил себя идущим по Большой Житомирской улице. Слегка моросило, намечались сумерки. Я перебежал через дорогу, свернул в подворотню и вышел к Старокиевской горе. Передо мной были Гончары. Отдохнув за двадцать лет, они опять начали застраиваться. За Гончарами сутулилась Замковая. Я глубоко вдохнул сырой весенний воздух. Мне показалось, что начало теплеть.
— Теплеет, ты заметил? — произнес у меня за спиной голос, не узнать который я не мог.
— Ветер меняется. А ты все за мной следишь?
