От нехитрых дел Надежда, однако, разгулялась и побоялась, что вовсе не уснет, если продолжит возиться в кухне. Для верности – все-таки она впервые осталась одна в доме – Надежда решила выпить снотворного, а то царящая вокруг тишина по-прежнему пугала ее, хотя она и усиленно гнала прочь тревожные мысли. Но стоило скрипнуть половице под ногами или где-то застрекотать сверчку, как она подпрыгивала, словно ужаленная. Только вот то, что смешивать снотворное и алкоголь нельзя, она как-то забыла.
– Нервы ни к черту, – вздрогнув от неясного шороха, вслух посетовала Надежда и вместо одной таблетки проглотила сразу две.
Наверху она разделась, аккуратно повесив часть одежды в шкаф, а часть сложив на стуле. Затем надела плотную ночную рубашку с длинными рукавами, потому что в ней неосознанно чувствовала себе более защищенной, правда, неизвестно от чего, чем в полупрозрачных коротких сорочках. Зажгла керосиновую лампу и легла в постель, до подбородка натянув одеяло.
– Когда пойму, что точно засыпаю, выключу ее, – пробормотала Надежда, глядя на изображение тетки Нилы на портрете.
В желтовато-янтарном свете лампы лицо женщины приобрело натуральный оттенок, в темных миндалевидных глазах задрожали огоньки, придавая им живой блеск, серовато-сизый фон, который раньше напоминал Надежде скомканную грязную вату, вдруг словно задышал, став похожим на клубы дыма. И из него явственно и четко проступили черты молодой женщины…
Она красиво сидела в кресле, сложив руки с длинными изящными пальцами на коленях, скрытых пышной юбкой платья из серебристой парчи. Затянутая в корсет талия казалась очень узкой, а обвивающая шею и затем ниспадающая нитка жемчуга перламутрово светилась в полумраке.
Молодая женщина словно застыла в неподвижности, но ее проникающий в душу взгляд был изменчив и полон жизни. В глубине темных глаз читались и затаенная радость, и ожидание счастья, и смертная тоска. Каждое из этих чувств ей явно довелось испытать, и, казалось, она хотела об этом поведать хоть кому-нибудь. Нет, не кому-нибудь, а тому, кто смог бы ее понять.
«Но это же я. Именно на мою долю выпало узнать, что значит, замирая от счастья, видеть себя в фате и подвенечном платье, а потом выяснить, что тобой просто попользовались», – догадалась Надежда. Она вгляделась в лицо женщины в кресле, и оно потрясло ее странной внутренней красотой. Стало уже не до формы бровей и губ, разреза глаз, она видела душу незнакомки, и та была полна благородными, возвышенными страстями.
