Я называю превращение латентной инфляции в явную «польской болезнью», потому что именно в Польше она достигла своего апогея. Но это же превращение, и гораздо раньше, произошло и в Югославии, стране самоуправления. Также этот процесс в разных точках развития можно наблюдать в Венгрии, в Китае, в Советском Союзе. В Польше он разрешился в 1989 году, когда был парализован центр политической власти и предприятия были предоставлены сами себе. «Реальная» заработная плата повысилась что-то на 30%, но конечно же она не была реальной, потому что производство совсем не выросло; оно, собственно, упало почти на 8%. Разницу покрывал так называемый инфляционный налог, то есть обесценивание денег за то время, что они находятся на руках у населения. Чтобы совершить невозможное – поддержать прежний уровень реальной заработной платы, – потребовалась все возрастающая скорость инфляции – до 1000% в год. Предприятия отложили все остальные свои обязательства – все средства шли на выплату заработной платы рабочим. Предприятия остановили капиталовложения, выплату налогов, даже прекратили платить поставщикам. В то же время никто не хотел держать злотые, и, как только был легализован свободный долларовый рынок, злотые на фоне доллара практически совсем обесценились. Так как совокупная стоимость денег в обращении постоянно сокращалась, государство вынуждено было печатать новые и новые бумажные деньги, чтобы покрыть бюджетный, дефицит. Инфляция вырвалась из-под контроля.
Можно наблюдать, что процесс реформы замечательным образом напоминает модель бум/спад на фондовой бирже. Все начинается сравнительно медленно. Сначала реформа удовлетворяет некоторые надежды, с нею связанные, и укрепляется в связи с этим. И когда результаты начинают значительно отклоняться от ожидаемых, отклонение все еще помогает движению реформы: недостатки системы становятся более очевидными, ее способность противостоять изменениям эродирует, в то время как стремление к переменам усиливается. Политические и экономические изменения усиливают друг друга. По мере того как ослабляется экономическая роль центров власти, их политический авторитет тоже подрывается. Конечно, власть будет сопротивляться – в конце концов, главным инстинктом любой бюрократии является инстинкт самосохранения, – но ее сопротивление породит дальнейшие нападки, пока политические цели не заслонят экономические и разрушение центральной власти не вырастет в основную цель. Здесь на смену реформе приходит революция.
